Онлайн книга «Вычеркнутая из жизни»
Пешком поднялась на четвертый этаж: побаивалась ездить в лифте одна, после того как однажды застряла и просидела почти три часа. Гелька, разумеется, караулила возле двери. – Ползешь? – Она звонко чмокнула подругу в щеку. Через плечо было перекинуто полотенце ядовито-салатового цвета. На Гелькиной кухне все примерно такого оттенка, от плитки до гарнитура, даже глазам больно. Исключение сделано только для бежевого кухонного уголка и белого холодильника. Попадая на кухню к Ковалевым, неподготовленные гости поначалу теряли дар речи от оглушающей яркости, жмурились, как коты на солнцепеке, но постепенно смирялись, привыкали, а некоторым начинало нравиться. – Как отработала? – У самой Гельки сегодня был выходной. – Нормально, – махнула рукой Кира, заходя в квартиру. У Ковалевых было тесновато, но все равно здорово. В двухкомнатных хоромах кроме Гельки, Сереги и Борьки проживали еще два кота – Мишка и Филя, семейная пара хомяков и черепаха Люся. В большом прямоугольном аквариуме, вяло помахивая ажурными хвостами, неспешно плавали золотые рыбки. В квартире в изобилии имелось цветов, картин, фотографий, статуэток, мягких игрушек, подсвечников. – Давай-ка мой руки и садись ужинать, – скомандовала подруга. Кира послушно направилась в ванную, с трудом протиснувшись мимо стоявшего в прихожей второго холодильника, не так давно купленного двухметрового гиганта. Первый холодильник, старенькая «Свияга», притулился на кухне. Выкинуть его было жалко: он все-таки еще хорошо морозил, хотя и ревел мощно. Ковалевы так и звали парочку холодильников, словно на перекличке: первый и второй. «Мам, где огурцы?» – спрашивал Серега. Они с Гелькой после рождения Борьки обращались друг к другу «мама» и «папа». «Во втором, на верхней полке», – отвечала Геля. На кухне все было готово к ужину. Гелька – повар от бога. Салаты, супы, запеканки, голубцы, пироги, кулебяки – любое блюдо у нее получалось исключительно вкусно. – Все, опять смерть фигуре, – обреченно вздохнула Кира, обозревая стол, до последнего сантиметра заставленный тарелками и тарелочками. Геля, похоже, опустошила оба холодильника. – И черт с ней, с фигурой этой! Один раз живем! – лихо сказала Гелька. – Ты что, опять соскочила? – Кира с подозрением глянула на подругу. – Опять. Ладно, потом сброшу, – виновато отозвалась та, пряча глаза. Похудание было неисчерпаемой темой. Геля и Кира, барышни невысокие, с аппетитными округлостями, по нынешним худосочным стандартам именовались «склонными к полноте». Подруги постоянно держали руку на пульсе: выискивали новые диеты, упражнения, средства для похудания, читали статьи модных авторов и авторитетных диетологов. Хотя, если честно, все рекомендации можно было свести к емкой фразе Майи Плисецкой: «Не жрать!» А вот как раз вкусно поесть обе любили. Последние две недели Гелька сидела на диете по группе крови. И благополучно забросила ее, как выяснилось. Кира старалась не есть после шести и исключить сладкое. И то и другое сегодня тоже отменялось. На кухню выкатился улыбающийся Ковалев. Они с Сашей были ровесниками: обоим по тридцать три, но Сережа выглядел намного старше из-за внушительной лысины и объемного брюшка. «Трудовая мозоль, натертая о край стола», – любил шутить он. – Привет, Кирюха! Я на балконе возился, не слышал, как ты пришла. – Привет! – Вон он, худенький мой! – вскинула половник Гелька. – Везет мужикам, да, Кир? Ешь сколько хочешь – и так хорош! – И ты хороша, мам! Просто красотка, – еще шире улыбнулся Ковалев. – Красотка! А сами на тощих моделек пялитесь! – Гелька подбоченилась и вытаращила глаза в притворном гневе. – Кто пялится? Я?! Это была вопиющая несправедливость: Серега не замечал никого, кроме жены. Смуглая, черноглазая, похожая на цыганку Геля покорила его на всю жизнь, он глядел на нее теми же влюбленными глазами, что и десять лет назад. – Хочу – и буду есть! Потолстею так потолстею, – гнула свое Гелька, – не на фигурах женитесь, а на человеке! Человек Гелька явно мучилась совестью за сорванную «кровную» диету. Кира усмехнулась. – Борька! Иди ужинать! – рявкнула подруга. – Я его уже позвал, – заметил Сережа, усаживаясь за стол, – уроки доделает и придет. – Уроки он доделает! Скажи уж, очередной уровень пройдет. На кухне появился Борька. – Я не играл, – не слишком убедительно запротестовал он, – я математику делал. – Верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу, – проворчала Гелька. – Все в сборе, можем приступать. Поужинали славно: болтали, смеялись, перепробовали все Гелькины шедевры. Коты вертелись под ногами, хрустели и возились возле своих мисок. Потом мужчины разошлись по комнатам, а Кира с Гелей мыли посуду и разговаривали по душам. Опомнилась Кира, когда на часах было уже почти девять. – Время-то! Я побежала! А то завтра не встану. Геля знала, что ночевать подруга не останется: Кира не любила спать в чужой кровати. Не засыпала, и все тут. – Такси вызвать? – Вызови. Пока Гелька звонила, Кира красила губы. Машина подъехала быстро, и она вышла в прихожую, стала надевать куртку. Неожиданно спросила: – Слушай, ты замечала у Сашки на лице родинку? – Родинку? – Геля нахмурилась, припоминая. – Да вроде не помню никакой родинки. А ты почему спрашиваешь? – Так, неважно. – Гельке она могла рассказать все, но тут вроде и говорить было нечего. Кира застегнула молнию на сапогах и принялась озираться в поисках сумки. – Подожди-ка, тут у меня фотка ваша висит. – Геля показала рукой на фотографию-магнитик на втором холодильнике. – Мелковато, конечно, но видно. Она принялась разглядывать изображение, Кира тоже вытянула шею. Родинки не было. – А почему ты все-таки… – начала было Гелька, но Кира перебила: – Забудь. Такси сейчас без меня уедет. Серега, Боря, я побежала! – крикнула она в глубь квартиры. – Пока, теть Кира, – рассеянно отозвался из-за компьютера Борька. Серега ничего не ответил. Он, судя по всему, был в ванной. Подруги расцеловались на прощание, и Кира бегом помчалась вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. – Перезвони, как доехала! – крикнула вдогонку Геля. – Ладно! Доехала она нормально. И сразу позвонила, как обещала. А еще позвонил из поезда Саша, и они пару минут поболтали. Засыпала Кира при желтоватом свете ночника. Оставаясь одна, никак не могла заставить себя ложиться в темноте. Оживали все детские страхи, и это была еще одна причина ненавидеть Сашкины командировки. |