Книга Файролл. Снисхождение. Том 1, страница 112 – Андрей Васильев

– Так Серега спортсмен, – по-детски непосредственно сообщила мне Ксюша и даже не поняла, почему Шелестова залилась смехом, а Вика покраснела.

Соловьева тоже не стояла без дела – она учила кататься Костика. Тот небезуспешно изображал из себя новичка, в первый раз ступившего на лед. Впрочем, матерая Шелестова тихонько мне шепнула:

– Так посмотришь – тюфяк тюфяком, а хитрец! – и уже громко сказала: – Ну, что, дражайший шеф – кружочек? Кто быстрее?

– Поищи дурака, – сразу сдался я. – Я старый больной человек, с ногами в два раза короче твоих. Я уж так, потихоньку, помаленьку, скрипя и перемогаясь… Не спортсмены мы!

Ксюша что-то смекнула, шмыгнула носиком и усвистела куда-то в сторону.

Шелестова заглянула мне за спину.

– Вот и ваша неправда, – она потыкала пальцем в лед. – Песочек еще не сыплется, тут это сразу было бы заметно. Ну, не хотите наперегонки – давайте сплетем наши верхние конечности и сделаем все красиво, как в старых фильмах? Виктория Евгеньевна, вы не против, если я позаимствую нашего дражайшего шефа на один круг?

– Он не лошадь, я не стойло, – философски заметила Вика, старательно выписывая на льду «восьмерки». – Но не забудь потом вернуть, откуда взяла.

– Торжественно клянусь, – Шелестова цапнула мою руку, переплела со своей, так что та оказалась у нее под мышкой, и приказала: – А эту руку сюда. Вот. Теперь мы пара «а-ля 40-е». Это так романтично!

Как они, в сороковых, таким макаром катались? Очень неудобно! Впрочем, дело привычки.

– А хорошо здесь, – уже совершенно нормальным, не шутовским тоном сказала Шелестова. – Жалко только, что утром пошли. Права была Таша – вечером тут, наверное, совсем отлично. И с погодой повезло.

Это да, погоду нам будто кто-то наворожил. Сегодня был один из тех деньков, которые называют «славными зимними». Было градусов двадцать мороза, сугробы переливались бриллиантовой крошкой под лучами яркого солнца, и в воздухе висела тончайшая снежная пыль, придавая всему происходящему оттенок нереальности.

– Это да, – даже не стал спорить я. – Вообще любые зимние забавы на свежем воздухе хороши вечером, кроме, пожалуй, лыж.

– Не люблю лыжи, – заявила Елена. – Не знаю почему. Коньки и санки – это мое, а лыжи – бэ! А, еще сноуборд – это прикольно! Помню, года два назад в Австрии я с одного склона сиганула, ну очень крутого. Так чуть обе ноги не сломала! Но весело было!

– Так думать надо, куда лезешь, – попенял я ей. – А если бы сломала?

– Все вы одинаковы, – обвинительно сообщила мне Шелестова. – Что вы, что те австрияки, которые потом возмущались, когда я из сугроба выбралась. Ну да, стоял там какой-то знак, мол, «спуск запрещен» – и что? Если есть гора – значит, она зачем-то нужна? То есть – на нее надо либо лезть, либо с нее спускаться. А иначе – какой в ней смысл?

– Так это был склон или гора? – уточнил я у нее, еле сдерживая улыбку.

– Приехали, – Елена выпустила мою руку и сделала книксен.

Ответа на вопрос она мне не дала.

– Должен заметить, молодые люди, что вы прекрасно смотритесь вместе, – раздался знакомый до боли голос. – Да, Харитон, рад, что вы выздоровели.

– Вашими молитвами, – повернув голову, я глянул в глаза Еремы.

– Да, мы молодцы, – Елена с интересом изучила пророка, который в честь ледовой забавы напялил на себя свитер, обмотал шею длинным шарфом и довершил ансамбль забавной меховой шапочкой. – Киф, это твой знакомый?

Мы все-таки перешли на «ты»? Впрочем, наше давнее танго дало ей это право еще тогда. Но Шелестова сама устанавливает правила и решает – когда и что делать.

– Есть такое, – подтвердил я. – Елена – Ерема, Ерема – Елена.

– Прикольное имя! – восхитилась Шелестова. – Ваши родители были еще те затейники!

– Даже не представляете, насколько, – Ерема рассмеялся. – При случае я расскажу вам пару их шуток – вы обхохочетесь!

– Добрый день, – к нам подъехала Вика, к тому же в этот момент я обратил внимание на то, что нескольких крепких ребят, катающихся неподалеку, сузили круги, несомненно заприметив моего собеседника.

– Виктория, – Ерема приподнял шапочку, приветствуя мою подругу. – Очаровательны, как всегда.

Мне внезапно стало холодно и беспокойно. Как я раньше не заметил, что на катке вообще крайне немного обычной для него публики? Почти нет детей и людей в возрасте, а если они и есть, то вон, на дальнем его конце. А здесь, где рисует своими коньками разводы на льду наша компания, катаются и кружатся в основном поджарые юноши и девушки, причем все как один в достаточно просторных одеждах, что не свойственно для катка. Зато удобно для ношения оружия.

И еще – тут не все наши, это видно по взглядам, которыми они обмениваются. Сказать, что там нет взаимной приязни – это ничего не сказать.

– Ты такой смешной! – донесся до меня смех Соловьевой, которая поднимала со льда упавшего Костика.

Да, опять я тебя втравил в неприятности, парень. Теперь ты точно со мной никуда не пойдешь.

– Что-то не так? – спросила вдруг Елена, коротко глянув на меня. – Киф?

Вика, о чем-то говорящая с Еремой, мельком поморщилась, услышав это обращение.

Вот чуйка у нее! У Елены, не у Вики.

– С чего ты взяла? – я улыбнулся. – Просто мороз невелик – а стоять не велит.

– Ну да, – Шелестова посмотрела на меня, а после перевела взгляд на десяток атлетов, кружащих вокруг нас. – Народная мудрость.

– Народ зря ничего не придумывает, – сопя, к нам подъехал Азов.

Был он в пестром свитере, на шее у него узлом был завязан «спартаковский» шарф, а голову украшала полосатая шапка с помпоном.

А он-то тут откуда? И как я его раньше не заметил?

Ого! А вон и Ватутин нарисовался, прямо следом за Азовым. Его вот так сразу, без костюма, и не признаешь. То-то он меня сегодня не сопровождал. Я все еще удивлялся с утра – как так, грозился быть моей тенью – и где? Почему не воспоследовало? А он, оказывается, тут, на катке, петли по льду наматывает.

– Привет честной компании! – Азов помахал нам рукой в вязаной варежке, и нарочито-дружелюбно кивнул Ереме: – Денек-то какой, а?

– Прямо утро встреч какое-то, – заметила Шелестова. – Киф, смотри-ка, еще один твой знакомый. И наш. Наше вам с помпончиком!

И она, прикоснувшись пальцем к макушке, лихо крутанулась на месте.

– Знакомый, – сообщила ей порядком побледневшая Вика, подъезжая ко мне и пристраиваясь за мою спину. – Ой, знакомый! Здрасьте.

Теперь и она сообразила, что все идет не так, как хотелось бы.

– Давно не виделись, – Ерема, такое ощущение, что даже не удивился. Он знай себе приветливо глядел на Азова. – С Гвадалахары, если не ошибаюсь.