Книга Чудовища из Норвуда, страница 13 – Кира Измайлова

– Вы не совсем черный, а с рыжиной, – напомнила я.

– Поверь, когда я был человеком, рыжих волос у меня не было, – мрачно ответил он.

– Так что же Лизбет?

– Ничего. Завоевать ее оказалось проще простого, и я сразу потерял к ней интерес.

– Но это не конец истории, ведь так? – спросила я, когда он встал, по-прежнему держа меня на руках.

– Это конец истории Грегори из Норвуда и начало истории Норвудского чудовища, – поправил он, шагая сквозь сугробы. – То ли я был беспечен, то ли фея решила проучить меня, да только Лизбет понесла. Наверняка от меня: вряд ли она встречалась с кем-то еще…

– Ее отец потребовал жениться на Лизбет?

– Потребовал?! У меня?! – Грегори хрипло рассмеялся. – Конечно, нет. Он прекрасно знал, что я щедро заплачу за поруганную невинность, его успели просветить. Ребенка можно было отдать кому-нибудь на воспитание, а Лизбет отослать в обитель или даже выдать замуж куда-нибудь в другие места. Уж Хаммонд подыскал бы ей достойного мужа! Это здесь было обычным делом.

– А что же тогда случилось? – с большим интересом спросила я.

– Лизбет сбежала из дому и пришла к моим дверям, – неохотно ответил он. – Она умоляла не губить ее и ребенка, избавить от позора, словом, несла всю ту пафосную чушь, которой полным-полно в романах. И нет, сердце у меня не дрогнуло: Хаммонд как раз накануне договорился с отцом Лизбет о плате за эту неприятность, и я вовсе не собирался выслушивать бредни влюбленной девицы!

– Вам даже не было ее жаль? – спросила я, и он покачал головой. Меня вдруг осенило: – Постойте… так это о вас говорится в балладе? Вы – тот самый Грегори, не сжалившийся над несчастной девушкой?

– Откуда мне знать, тот ли, не тот? – резонно возразил он. – Мало ли у меня в роду было мужчин с таким именем! Я уж молчу о других семьях… Да и опозоренная девица, надо думать, не одна на свете. Не перебивай, будь добра! Осталось уже немного.

– Ну так продолжайте! Вы выгнали бедняжку на мороз, и она…

– Стояло лето, – мрачно сказал Грегори. – Замерзнуть до смерти Лизбет никак не могла. Правда, она причитала о том, что отец выгнал ее, и она теперь умрет с голоду, но, повторюсь, Хаммонд уже обо всем договорился, и остаться без крыши над головой ей не грозило. Однако она и слышать ни о чем не желала, и тогда я приказал ей убираться вон и не мешать мне ужинать. И швырнул ей в лицо ломоть хлеба, который был у меня в руке… Как нарочно, тот упал в грязь…

«Вот так угораздило!» – подумала я, припомнив все истории о таких случайностях.

– Лизбет разрыдалась, выкрикнула что-то вроде «чтоб вам всем подавиться этим вашим хлебом, нелюди!» да убежала прочь. Я не стал ее догонять, – закончил Грегори. – С тех пор я не могу взять в рот ни крошки хлеба – боюсь в самом деле подавиться насмерть. Пару раз едва отдышался, с тех пор не рискую. Жить-то хочется, даже в таком вот зверском облике…

– Понятно… – протянула я. – А слугам вы почему запретили есть хлеб?

– Я не запретил, – терпеливо сказал он. – Лизбет ведь сказала «вам всем», вот и они опасаются теперь.

– Но они ели хлеб, который я привезла с собой!

– А как они это делали, ты видела?

– Да… – припомнила я. – Крошечными кусочками, крошечками, как самое вкусное пирожное! Тоже боялись подавиться и задохнуться?

– Конечно. Но им это не так опасно, хотя поостеречься все равно стоит, – серьезно сказал Грегори и умолк.

– А что же Лизбет? – спросила я после паузы.

– Бросилась в реку, – мрачно ответил он. – Но не сообразила, что та обмелела по летнему времени, и глубины там курице по колено. Ударилась, конечно, о дно, но осталась жива, а вот ребенка потеряла. Ну да это и к лучшему… Замуж ее все же выдали, поди, уж правнуков нянчит, если еще жива!

– Сударь, я все-таки не поняла, как же вы приобрели этот облик, – сказала я.

– А это уже совсем просто, – произнес Грегори. – Когда стало известно, что Лизбет пыталась покончить с собой, ко мне явилась фея. И заявила, что мои прегрешения уже столь велики, что у нее нет больше сил терпеть мою злобу, жестокие забавы, надругательство над девицами и прочая, и прочая… Дескать, она рассчитывала, что я, зная о том, какой характер мне достался, постараюсь укротить его, как дрессировщики укрощают диких зверей, а не выпущу на волю!

– А не она ли наградила вас этаким нравом?

– То же спросил и я. А заодно и поинтересовался, не проще ли было ограничиться одним лишь даром, например, здоровьем? Или, раз уж просчиталась, попросту отвязаться от меня со своими назидательными беседами! На это фея заявила, что в самом деле ошиблась во мне, но зато благодаря подаренной мне удаче у меня есть еще один шанс…

– Дайте угадаю, – попросила я и соскользнула с его руки в снег, глядя снизу вверх. – Расколдовать вас может прекрасная девушка, которая полюбит вас вот в этом, как вы изволили выразиться, зверском облике, со всеми вашими недостатками и…

– Не угадала, – перебил он и отвернулся. – Любить меня не нужно. Я обязан вымолить прощение.

– У кого, у Лизбет? – не поняла я.

– Я не знаю, – сказал Грегори, по-прежнему не глядя на меня. – Фея не сказала, а я не видел ее с тех пор. Она сказала лишь, что Лизбет просто прокляла меня и слуг, скорее всего даже не подумав, что делает, и как снять это проклятие, неизвестно. У него нет условия, и только счастливый случай поможет от него избавиться. А вот у ее заклятия условие есть… – Он помолчал и добавил: – Если я не выполню его, не вымолю прощения… повторяю, не знаю, за что именно и у кого, до тех пор, пока на розовом кусте не отцветет последняя роза, я умру. Твой брат сорвал предпоследний цветок.

«Не для тебя моя розочка цвела», – вспомнилось мне почему-то дурацкое присловье, а еще я вспомнила, что в самом деле не видела бутонов на том кусте. Только один едва распустившийся, чахлый цветок.

– Постойте, – осенило меня. – Так вы поэтому так грубо обходитесь и со слугами, и со своими пленницами? Вы надеетесь обидеть их и потом выпросить прощение? Но это…

– Глупо, правда? – фыркнул он. – И можешь не смотреть на меня так. Я рассказал тебе все это только потому, что ты – последняя, как и та роза. Их не берет ни мороз, ни град, ни жара, ни какие-нибудь гусеницы, только чужие руки… Та, которую сорвал твой брат, цвела уже десять лет, потому я и обозлился так сильно.

– Да уж, напугали вы его чуть не насмерть, – кивнула я. – Но… одна роза осталась, верно? Может быть, еще через какое-то время…

– Да нет же! – рявкнул Грегори. – Я сказал ведь – они гибнут только от чужих рук! Срывают их, понимаешь? Всех так и тянет именно в тот угол сада, к тому кусту… Я уж и приказывал посадить кругом такие же алые розы, и запрещал ходить туда, чего я только не делал, чуть ли не переселялся туда! И все равно рано или поздно кто-то добирался до цветка… Поверишь ли, раньше этот куст цвел пышным цветом, но… То одна девица, то другая, то вовсе случайный гость вроде твоего братца – и не осталось почти ничего!