Книга Испанские шахматы, страница 33 – Наталья Солнцева

Вопрос повис в воздухе.

Вереница машин тронулась, Глинский свернул к частной медицинской фирме, снабжавшей квалифицированными сиделками всех, у кого возникала в том нужда и имелось достаточно средств, чтобы оплачивать их услуги. Припарковавшись на аккуратно прибранной площадке перед зданием с красным крестом на вывеске, он позвонил на домашний номер Субботиной. Трубку сняли не сразу, ответил мужской голос:

- Слушаю.

Голос объяснил, что Грёза только что уснула и будить ее не следует. Глинский не стал настаивать.

- Я привезу сиделку для Полины Прокофьевны, - сказал он. - И оплачу ее услуги на неделю вперед. Так что о деньгах не беспокойтесь.

- Ага, - недовольно буркнул голос.

- А что с похоронами? Кто этим занимается?

После короткого молчания прозвучал недвусмысленный ответ.

- Ну, я… и Курочкины.

«Значит, никто, - подумал Жорж. - Я так и предполагал».

- Родственникам сообщили?

- Угу…

«Не сообщили, - констатировал Глинский. - Да и где их искать, родственников? Старушка, вероятно, была одинокой».

- Вы не против, если я подключусь? - предложил он. - Соберу необходимые бумаги и оплачу церемонию?

- Ваша помощь будет кстати, - оживился голос. - Я с работы отпросился только на завтра, а на Курочкиных надежды мало. И с деньгами у нас… негусто.

- Хорошо, я понял.

Глинский вздохнул и вышел из машины, зашагал по вымощенной серой плиткой дорожке к зданию фирмы «Милосердие».

Через двадцать минут он уже вез к Полине сиделку. Дородная розовощекая дама неопределенного возраста расположилась на заднем сиденье и засыпала его вопросами. Сколько лет пациентке? Каков диагноз? Кто будет заниматься закупкой медикаментов?

- Выясним все на месте, - сказал Глинский, и дама замолчала, глядя в окно.

Он остановился у самого подъезда, вышел первым и галантно подал даме руку. Та одарила его смиренной улыбкой.

- Ведите меня к больной, - проворковала она, и ее щеки, и без того румяные, покраснели еще больше.

«Ее пышущий здоровьем вид, вероятно, оскорбляет страждущих, - подумал Глинский, распахивая перед сиделкой дверь парадного. - Интересно, сколько ей лет? Может, сорок, а может, и все пятьдесят».

- Прошу.

В коридоре их ждал Лопаткин. Он молча протянул Глинскому ключи и побежал на работу.

Сиделка сразу отправилась к Полине Прокофьевне и, едва переступив порог квартиры, принялась за работу. Сотрудницы «Милосердия» славились отменной выучкой, и розовощекая дама подтвердила репутацию фирмы. Она прочитала назначения лечащего врача и вручила Жоржу список лекарств.

- Мне понадобятся еще шприцы и системы для капельниц, - добавила она. - Я здесь дописала.

Глинский кивнул. Ему необходимо было увидеть Грёзу. Разбудить ее, что ли? Жалко.

Но девушка уже проснулась, вернее, ей так и не удалось крепко заснуть. Снедаемая тревогой и страхом, она то проваливалась в дрему, то, охваченная безотчетным волнением, открывала глаза и прислушивалась. Шум подъезжающей машины, топот ног и голоса в коридоре заставили ее подняться, привести себя в порядок и выйти. Неужели Полине стало хуже? У нее отлегло от сердца при виде Глинского. Рядом с ним ей становилось спокойнее, что бы там Виктор ни говорил.

Он поздоровался, поразившись ее бледности и лихорадочному взгляду. Объяснил:

- Я привез сиделку. Чтобы облегчить вашу участь.

Она минуту молча смотрела на него, потом спросила:

- Как Варвара? Ее… привезли?

- Завтра. Я звонил в морг. О ней позаботятся, - успокаивающе произнес Жорж. - Вы хоть немного отдохнули? Нам надо поговорить.

Она сглотнула и показала рукой в сторону своей двери:

- Идемте.

В ее квартире стоял запах свежезаваренного чая и валерьянки. Плюшевые шторы в гостиной были задернуты. Кот сидел на спинке дивана и усердно умывался.

Грёза опустилась на краешек стула, положив руки на колени.

- Что… что вы хотите?

- Господин Ирбелин… покорнейше просил передать вам вот это, - с комичной интонацией вымолвил Жорж. И протянул ей футляр с браслетом.

Она оставалась безучастной, глядя куда-то сквозь него, на шторы и - дальше.

- Вы даже не посмотрите?

- Что там? - из вежливости спросила Грёза.

Глинский открыл бархатную коробочку, и синие топазы тускло блеснули в полумраке комнаты.

- Это браслет.

- Серебряный? - Она с трудом выдавливала каждое слово.

- Из белого золота. Хотите примерить?

- Нет, - Грёза сделала отрицательный жест, приподняв пальцы. - Дорогой, должно быть? Вашему шефу не стоило тратиться.

- Пустяки… - Глинский поставил коробочку с браслетом на стол. - Потом наденете, когда я уйду. Для женщин примерять украшения - это таинство.

- Вы… убили Варвару? - ровно, как о чем-то обыденном, спросила она. - Зачем? Что она вам сделала?

Глинский в недоумении уставился на нее, осторожно переспросил:

- Убил? Я? Вы о чем?

Грёза пропустила его вопрос мимо ушей.

- А ваша сиделка… собирается отправить Полину следом за ней?

- У вас жар, - сухо произнес он. - Или бред. Бессонная ночь, усталость… я понимаю.

- Со мной все в порядке. Пока. Вам ведь невыгодно расселять нас всех! Слишком много трат. Куда удобнее и дешевле разместить стариков на кладбище, правда? Ваш… Ирбелин просто хочет купить мое молчание, потому и прислал подарок. Что, я угадала?!

Она вскочила. Ее лицо приняло отчаянно-воинственное выражение, губы и подбородок мелко вздрагивали, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди, Глинский почти физически ощущал его бешеный стук. Повинуясь неосознанному, идущему из глубины его естества порыву, он подошел к Грёзе, привлек ее к себе и обнял.

- У нас и в мыслях такого не было, - понизил он голос. - Но… почему ты говоришь об убийстве?

Это невольное «ты» тронуло девушку, она повисла на плече у молодого человека и разрыдалась. Кому она могла выплеснуть все накопившееся за эти последние кошмарные дни? Кому она могла довериться целиком и полностью, без оглядки? Виктору? Да, он старался помочь ей, однако невидимый барьер, какая-то стена, состоявшая из скрытых упреков, ревнивых подозрений и непонимания, продолжали разделять их. Между Глинским и ею такой стены не было: после вечера, проведенного в ресторанчике «Дон Кихот», преграда рухнула, сгорела в пламенном ритме фламенко или ее разрушил рассказ Жоржа о его детстве, о его семье. Словом, вопреки пропасти между неимущей воспитанницей детдома и респектабельным директором агентства «Перун», вопреки намекам Виктора на злой умысел в действиях последнего, вопреки простому здравому смыслу Грёза ощущала его тепло и близость по отношению к этому мужчине, сердце которого билось так же часто, как и ее, совсем рядом, вплотную к ее телу, еще не познавшему восторгов и ласк любви.