Онлайн книга «Улитка»
|
– Тебе помочь? – спросил он с насмешливой нежностью. – Нет, спасибо. Справлюсь сама. И вот, наконец, победа одержана. Я открыла дверь. Дом, от которого исходили одни неприятности, через минуту останется позади. – Я провожу тебя. – Роберт легонько дотронулся до моего плеча. – Нет. – Брось, приставать не буду! – Нет. – Слушай, не дури. Уже час ночи. Из темноты вынырнула рыжеволосая Фелиция. – Куда ты идешь, Роберт? – спросила она, неприятно моргая. – Домой. – К себе? – А к кому, по-твоему, я могу еще идти? Фелиция с неприкрытой ненавистью посмотрела на меня. – Но ведь ты обещал, что останешься сегодня до утра. – Ее голос задрожал от досады. Нервно отбросив волосы со лба, она добавила: – К тому же не в твоих правилах упрашивать человека, дважды сказавшего тебе «нет». «Ах ты сучка малолетняя! Еще тебя мне сегодня не хватало!» – Послушай, Фелиция, разве тебя не учили в детском саду, что подслушивать чужие разговоры некрасиво? – сказала я, вложив в эти слова все презрение, на которое была способна. Конечно, с большим удовольствием я бы сказала: «Пошла ты на хрен, тупая овца!» Однако опускаться до уровня ругани с этой недоделанной «нимфеткой» я не собиралась. – Роб, не уходи, – прохныкала та, не обращая на меня внимания. – Сегодня Аркадий будет читать последнюю главу своего «Пилота». Мне удалось краем глаза заглянуть в его тетрадь – потрясающий финал! Не понимаю, как я раньше могла терпеть эту богемную дрянь, корчащую из себя философа?! Безусловно, в двадцать один стремишься быть умной до неприличия и сексапильной до отвращения – это нормально. Но ведь всему есть предел! Когда эстеты, подобные ей, спрашивают меня: «Что ты видишь в квадрате Малевича?» или «Как ты находишь „Легенду о Сан-Микеле“?», хочется просто бежать без оглядки. Такие люди всегда опошляют искусство своим вмешательством в него, нарушают тайну, срывают завесу интимного. «Он, наконец, сделал это!» Да что ты, понимаешь, маленькая заноза! Аркадий трудился над своим «Пилотом» больше шести лет и давно бы мог дописать его, если бы захотел. Но в том и дело, что он не хотел заканчивать. Точнее заканчивал миллионы раз: лишь на моей памяти создал четыре хэппи-энда и три трагических конца. Все это сложно объяснить тому, кто никогда не испытывал катарсиса от созданной строчки. Писательство, оно ведь как секс – его всегда хочется еще и еще, до истощения, до тошноты, но все равно хочется. Да, бывают дни, когда тебе начинает казаться, что нужно оборвать этот порочный круг раз и навсегда. Найдя в себе силы, ты ставишь точку и вечером, закрывая глаза, думаешь удовлетворенно: «Вот, рядом со мной лежит тетрадь, в ней, наконец, поставлена точка». А утром, проснувшись в холодном поту с мыслью «Неужели все кончено?», бежишь и уничтожаешь полрукописи. И так до бесконечности, до сумасшествия, кто кого – то ли ты своего «Пилота», то ли он тебя. В литературе, как и в любви, существуют свои полигамы и моногамы. Кто-то выплевывает роман за романом, с легкостью расставаясь с очередным «любовником», а кто-то всю жизнь лелеет одну и только одну книгу. Вспомните «Доктора Живаго» Пастернака! А может, дело не в моногамии, а в обыкновенном страхе, что сотворенное тобой дитя, которое не давало тебе жить, спать, есть, окажется никому не нужным? И в лучшем случае изданную книгу прочтет пара десятков интересующихся? В худшем – тебе бросят в лицо: «Послушайте, писательство – это явно не ваше. Попробуйте себя в другой сфере…» Однако, как позже выяснилось, в тот вечер Аркадий действительно озвучил окончательный вариант своего долгоиграющего романа, а я не осталась, ушла, подумав: «Ничего, то ли еще будет!» – Ладно, пошли, – буркнула я Робу, просто чтобы досадить Фелиции. ГЛАВА 2 Мы молча спускались по лестнице. Я шла впереди, а за мной следовал мой бывший мужчина. Между нами до сих пор была такая химия, что меня то и дело пробирали мурашки. Черты Роба огрубели, осанка утратила горделивую стройность, стала чуть сутуловатой, на щеке, ближе к виску, появился рваный шрам. Но все эти детали лишь добавляли шарма к уже сложившемуся образу, а в пресыщенной искушенности засветилась новая, еще более разрушительная сила. Не дай Бог попасть в мясорубку подобных страстей – уничтожит, не моргнув глазом! Хотя, возможно, счастье именно в этом – умереть от экстаза в объятиях бесстрашного самца? Впрочем, я плохой советчик – слишком тяжело мне досталась моя собственная свобода… Тогда, после расставания, казалось, с меня заживо содрали кожу. Поэтому сейчас теплое дыхание в затылок и шаги за спиной только раздражали. Больше всего задевало мое самолюбие то, что он стал свидетелем нашего с Джудит конфликта. Перед глазами всплыл откровенно удивленный взгляд Сиси с невысказанным вопросом: «Разве можно так унижаться?!» Меня передернуло, а затем острая тоска накрыла с головой. – Где твоя машина? – спросила я Роба на улице. – Разбил. – Понятно. – Выпил, ну и… – Да поняла я! – У меня забрали права на год. – Не пытайся меня этим задеть. Мне давно уже не интересно, что происходит в твоей жизни. – Все еще злишься на меня? – Слушай, прекрати лезть с пустыми вопросами. Я очень устала. – Хорошо. Будем ждать такси молча. – Супер! – Может, тебя обнять? Холодно ведь. – Я тебе сейчас врежу! – Обожаю, когда ты выходишь из себя! Глаза становятся щелками, как у кошки. – Господи, ну почему все это произошло сегодня? – простонала я, обхватив голову руками. – Ладно, извини, просто хотел тебя расшевелить. Всю дорогу до моего дома мы ехали молча. Но когда автомобиль остановился в тихом переулке, Роб сказал таксисту: – Подожди пять минут за углом. Таксист, спрятав в кошелек «двойной тариф», довольно кивнул. Я внутренне усмехнулась. До моего подъезда шагов пятнадцать. Интересно, на что он надеется? – К себе ты, конечно, меня не пустишь? – Конечно, нет. – А ко мне пойдешь? – С чего вдруг? Я дернула ручку на входной двери – закрыто. Порывшись в сумочке, вставила ключ в замочную скважину. – В такое время люди либо спят, либо занимаются любовью. – И ты, конечно, возомнил, что у меня непременно появится тяга ко второму. Уже встав на порог, я почувствовала руку Роба на моей шее. – Смотри, на небе ни одной звезды, оно затянуто тучами. Через час-другой пойдет дождь. Помнишь, ты никогда не могла спать в дождь, тебя раздражал монотонный стук капель. |