Книга Кукиш с икоркой, страница 71 – Елена Логунова

Некоторое время я тупо глазела в пустой экран, а в голове у меня с шипением и грохотом искрил фейерверк. Одна за другой меня озарили сразу три гениальные мысли, и каждая была достойна Нобелевской премии, но я заранее знала, что схлопочу за них три десятка словесных оплеух. Совершенно справедливо, между прочим!

Однако терзаться чувством вины было некогда, надо срочно сделать работу над ошибками, но сначала я должна кое-кого кое о чем спросить, чтобы снова не наломать дров. Я потянулась к телефону и, секунду подумав, вызвала мобильник супруга.

– Да, Кыся? – радостно отозвался Колян.

– Вы где?

– Мы были в парке, а сейчас едем в машине, Ирка везет нас с Масянькой домой, – отрапортовал муж. – Белов умчался в свои ментовские застенки, а Вадика мы везем с собой, потому что он хочет задать тебе один вопрос…

– Надо же, какое совпадение, у меня тоже есть к вам вопросы, – пробормотала я. – Значит, увидимся дома.

Закончив разговор, я быстро ополоснула холодной водой физиономию, натянула чистую майку и джинсы, кое-как причесалась и в самом боевом настроении вышла во двор навстречу прибывающей делегации родных и друзей.

– Пам, пам! – весело посигналила мне Ирка.

Судя по их лицам, родные и друзья зря времени в парке не теряли, наверняка хорошо посидели в летнем кафе. Масянькина мордаха была перемазана вареньем, Колян раскраснелся, скорбно-складчатая физиономия Вадика разгладилась и подтянулась – я подозревала, что лифтинг имел пивное происхождение. А такой мяслянистый блеск глазам Ирки могла придать только большая порция пломбира!

– Вот, Вадик, у Ленки спроси! – предложила подруга.

При этом для меня она наскоро изобразила мимический этюд «Иссякающее терпение»: развела руками, закатила глаза под лоб и устало вздохнула. Колян ребром ладони полоснул себя по горлу. Каков бы ни был вопрос, занимающий Вадика, но он сильно утомил им присутствующих!

– А где Людочка? – с готовностью сменил адресную аудиторию Вадик.

Похоже, свежее пиво удачно легло на старые дрожжи, приятель снова был пьян и нетвердо держался на ногах. В странствиях он умудрился сохранить свою простынку и, изящно покачиваясь, держал ее перед собой, благодаря чему походил на тореадора, ожидающего прибытия рейсового быка. Бык не заставил себя ждать: угрожающе наклонив голову, я взрыла землю каблуком и прыгнула к Вадику.

– Ты чего? – удивился приятель.

– Вадька, колись! – потребовала я, грозно раздувая ноздри. – Признавайся, с кем у тебя был роман до Людочки?

– Да мало ли с кем! – легкомысленно отмахнулся Вадик. Широкий жест едва не привел его к падению в кусты.

– Вопрос жизни и смерти! – сцапав приятеля за рубашечку, поднажала я. – Я не спрашиваю тебя про увлечения-однодневки, меня интересует только затяжной роман, который мог бы привести к свадьбе! Живо, назови мне имя!

– Имя, сестра, имя! – картавя, вскричал Колян.

– Какая сестра? – озадачился пьяненький Вадик, начиная озираться по сторонам в поисках упомянутой родственницы.

– Медицинская! – рявкнула я. – Вадька, напрягись! На ком тебя маман женить хотела, пока Людочку не встретила?

– Ну, на Алке! – сдался Вадик.

Я громко хлопнула в ладоши.

– Муха? – ехидно спросил Колян, вообразив, будто я на лету зашибла насекомое. – Не выбрасывай, пригодится для колдовского зелья!

– Вот, кстати, о зелье! – Я отвернулась от Вадика, уставила руки в бока и устремила пристальный взор на мужа.

– Да какое зелье? Подумаешь, немного пива выпил! – заметно струхнул супруг. – Бокальчик-другой…

– Колян, колись! – пропустив мимо ушей признание в прогрессирующем бытовом пьянстве, напористо сказала я. – Признавайся, что было написано в той последней записке, которую ветром унесло?

– Кыся, с тобой все в порядке? – встревожился супруг, не уловив суть моего вопроса. – Какая записка, какой ветер?

– В прошлую субботу, в парке, за столиком кафе ты подсунул Ирке салфетку с вложенной в нее запиской, – объяснила я, с трудом удержавшись, чтобы не повторить Иркину пантомиму «Иссякающее терпение». – Я выбросила эту бумажку не читая, и ее ветром унесло. Ну, вспомнил? Ты тогда еще сетовал, что это было ваше с Моржиком лучшее произведение?

Заинтересованная Ирка придвинулась ближе. Вадик тоже сделал неверный шажок в нашу сторону и робко спросил:

– А где Людочка?

– Цыц! – строго бросила ему Ирка через плечо. Она сверлила Коляна подозрительным взглядом.

– А, наш суперпасквиль на Гэ Пэ! – обрадовался Колян. – Ты про него спрашиваешь?

Я обрадованно закивала, как заводная курочка.

– Огласить?

Я молча кивнула. Колян огляделся вокруг, влез на бордюр клумбы и с этого возвышения выразительно продекламировал:

Много знает наш Гэ Пэ!

Он волшебник и тэ пэ!

Кто умеет превращаться,

С тем придется попрощаться!

Публика ошеломленно молчала. Не дождавшись рукоплесканий, чтец-декламатор поклонился, слез с камня и похвастался:

– Стихи мы с Моржиком вместе сочинили, а картинку я сам нарисовал.

– Там еще и картинка была?

Колян стрельнул боязливым взглядом в насупившуюся Ирку:

– Ага, была! Череп с костями! – И он тут же начал бессвязно извиняться: – Не подумайте, ничего личного, вообще не актуально: где мы, а где череп!

– А где? – вякнул Вадик.

Ирка вновь бесцеремонно его перебила.

– А кто это – Гэ Пэ? – напряженно сощурившись, спросила она.

– Ты разве не поняла? – удивился Колян. – Гэ Пэ – это Гарри Поттер, я думал, это ясно!

– Действительно, это многое проясняет, – криво усмехнувшись, согласилась я. – Мне, во всяком случае, почти все понятно!

Я пошарила глазами по клумбе, выдернула с грядки перепачканного Масю, который за время нашей беседы успел аккуратным рядком посадить в землю три палочки от эскимо и пригоршню конфетных фантиков, и спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Вопросы есть?

– А где Людочка?

Ирка зарычала и стиснула кулаки, но я успокаивающе похлопала ее по плечу и сказала:

– Ты удивишься, но это очень своевременный вопрос! Быстро все в машину, мы едем к Лазарчуку!

Я запихнула на заднее сиденье занудно «гдекающего» Вадика, сунула туда же Масяню, села сама и поторопила Коляна. Муж немного замешкался на клумбе: в глубоких сумерках он предусмотрительно отмечал сигнальной палкой то место, где произвел посадочные работы Масяня, на тот случай, если легендарный кубанский чернозем окажется достаточно благодатной почвой для произрастания эскимо и шоколадных трюфелей.