Онлайн книга «Эта страна»
|
Он вплотную подошёл к окну – приник, можно сказать – и с улыбкой удовлетворения стал разглядывать толпу под флагами, людей, которые, подумав, вряд ли бы захотели собраться иначе как для мордобоя. – И чего стоят? Сами-то знают? Дали им тряпки на палки, буквы на картонки… Ах вы, котики мои. Быдло беззаветное. – Специалист оглянулся на Сашу. – Это я всё сделал. – … – Что это вы морщитесь? «Потому что от тебя воняет. Ты бы хоть мылся почаще, демиург». – В глаз что-то попало. Красные флаги, чёрные, чёрно-жёлто-белые, триколор, андреевский флаг… откуда бы это военный флот на речке Филе… двуглавые орлы – прежние орлы, в коронах, «За веру, царя, отечество». «Пролетарии всех стран» стояли поближе к «Родись на Руси, Живи на Руси, Умри за Русь», «В борьбе обретёшь ты право своё» – бок о бок с «Кровь и почва». А вот и пятая колонна задорно поднимает свои наименее одиозные плакатики. – Вы поглядите! и усатого притащили! Портрет Сталина, подскакивая, как воздушный змей на старте, маневрировал в задних рядах. – Тоже ваша работа? – Вот уж это чистая самодеятельность. Представляете, несут и несут, каждый раз. – Говорят, он воскрес. – Ерунда. Он первым номером в списке неподлежащих. – Ну да, и я так отвечаю. – Как он мог воскреснуть, если никто его не воскрешал? – Что за народ блядский, – говорит специалист. – Что за народ! Увидимся на приёме? На приёме, ближе к вечеру, ответственные лица ощутимо расслабились. Прошёл день – тьфу-тьфу – по плану и без эксцессов, накричались, проголодались, разбрелись, теперь и натруженные вожжами руки могут принять бокал с шампанским. Канализацией и то легче управлять, чем народным единением. Василий Иванович, говорят, в этот день в прошлом году, с утра поддав, скувырк нулся с трибуны и двинул в толпу, хлопая компатрио тов, сообразно полу, по плечам и задницам, – и сошло с рук. Вот неприятное открытие для Игоря Биркина: Василия Ивановича в Филькине любили. Мыли кости, кляузничали, норовили надуть и подсидеть – и никто, чего уж там, не встал на его защиту в трудный час, – но зла не держали и с гордостью говорили «а наш-то» при каждой неприличной выходке. Про Игоря Львовича «наш» разве скажут? По заднице себя хлопать позволят? И Игорь Биркин с завистью косится на доцента Энгельгардта: этот в свою чужеродность облачён, как в доспех какой, чем и гордится: питерская марка, спесь на ровном месте; глазом не моргнул, когда приглашали, как будто так и надо… а как не пригласить? Человек органов, и что-то там с РЖД… Виталик все уши продудел. Умеют питерские, будучи замараны по макушку, ходить по свету бледным ангелом. – Александр Михайлович! Спасибо, что пришли. Всё, конечно, очень провинциально… И лично я не уверен в необходимости манифестаций, подобных сегодняшней… наследие советской власти, что тут скажешь. – Мне очень понравилось. «Лицемерная лягушка», – подумал Игорь Львович. – Тогда жду совместной работы. – Угу. – И Саша почувствовал, как углём прожигает его пятку проклятый список Вацлава, спрятанный в ботинке под стелькой. В то же время сзади его сердито и настойчиво дёргали за рукав, и кто-то шипел: «Энгельгардт, да представьте же меня!» Он обернулся и увидел Брукса. – Знакомьтесь, – сказал Саша машинально. – Игорь Львович, это Брукс из РАПП. – Уже нет, – сказал Брукс, – давно нет. Что мы будем ворошить эти старые дела, когда предстоит делать новые. Самый сейчас серьёзный вопрос – о буду щем. Правильно я говорю? – Хгм, – сказал Биркин. – Да. Вы военный? Игорю Львовичу в аббревиатуре послышались какие-то пулемёты, что-то, связанное с армией. – Военный? Нет, не военный. Вам нужны военные? Я кое-кого знаю, могу — – Ох, нет. Спасибо. – Брукс – журналист, – сказал Саша. – Сейчас сотрудничает с местной прессой. – Уже в штате, – сухо уточнил Брукс. – А! Это важно. Пресса – это очень важно. Вы меня извините?.. И Биркин заторопился навстречу какому-то пухлому дяде с низким лбом второгодника. – Ладно, – сказал Брукс, – начало положено. А чего он так армией интересуется? – Просто перепутал. – Ну, не знаю, из каких полей такая путаница. Армия – это не шутки. Я теперь подробности посмотрел и могу сказать, Энгельгардт, что определённо нечто затевалось. Красными маршалами. – Доказательств нет. – То-то и оно. Доказательств нет, потому что нужно успеть что-то сделать, чтобы доказательства появились. Только если б инстанции сидели и ждали, пока они появятся, так ещё неизвестно, до чего бы тогда дошло и кто что кому доказал. Смотрите, кто это вам машет? Вон тот, с тростью? Саша тоже поднял в знак приветствия руку. – Так, знакомый. – Что за знакомый? Чем занимается? «Брукс, отцепись». – Безопасностью он занимается. Вы-то сами как? В штат, говорите, взяли? – Безопасностью в каком смысле? Замки-засовы? У вежливого человека нет способов осадить беспардонного, поэтому Саша сдался и рассказал, какие замки и засовы находятся в ведении полковника Татева. – Ого! А! Слушайте, Энгельгардт. Хочу вас предостеречь. – Я уже и сам, – сказал Саша уныло. – Остерегаюсь. – Ну правильно. Он чертовски хитрый человек. Такой, ты понимаешь, развращённый человек, с гнилыми наклонностями. Исключительный двурушник и лжец. – …Нет, я бы так не сказал. – Ты бы так не сказал! А что ты скажешь, если я скажу, что он ещё с тех пор с товарищами из органов знаком? И когда из второй ссылки вернулся и его нигде не хотели брать на работу, он пошёл за помощью к следователю, который вёл его дело? – Да вы о ком? – О Посошкове, разумеется; говорю же: предостерегаю. – …И что тот следователь? Помог? – Помог. Эти ребята вообще многим помогли, и несправедливо, что их вот так всех подряд облили грязью. Собственные-то дружки его, надо думать, в подворотни убегали, чтобы с ним на улице не столкнуться. Саша вспомнил, как на встрече в библиотеке Посошков сухо поклонился Кошкину, и подумал: неужели? – А вы знаете, кто это был? – Нет, откуда. Но, сам понимаешь, неспроста всё это. И связи у твоего профессора наверняка остались. Брукс замолчал и уставился на Сашу, явно ожидая благодарности за сделанное предостережение. Куда ты лезешь, дурень, подумал Саша. – Не торопитесь, Брукс, – сказал он. – Помните, что с Леопольдом случилось? Всё из-за таких знакомств. |