Книга Сеанс мужского стриптиза, страница 17 – Елена Логунова

– Мыть надо пол, – ответил Анатоль.

По тону чувствовалось, что он глубоко убежден в сказанном.

– И под ковром тоже? – уточнила мамуля.

В голосе ее угадывалась горячая надежда на отрицательный ответ.

– Под ковром? – Анатоль задумался, поскреб щетину на макушке и не поленился нагнуться, чтобы отвернуть краешек пресловутого ковра.

У меня сложилось впечатление, что прежде он даже не задумывался о том, что именно скрывает под собой этот ковер, и факт нахождения под ним пола стал для него настоящим открытием.

– Зачем мыть пол под ковром? Все равно ковер его закроет! – поспешила вмешаться я. – Лучше скажите, что делать с самим ковром?

– Пылесосить, конечно, что же еще! – поторопилась ответить мамуля. – Не выбивать же его!

Было видно, что она сама испугалась обозначенной альтернативы.

– Пылесосить! – кивнул Анатоль, откровенно обрадовавшись, что мы благополучно промахнули смутный момент с подковерным полом. – Я сейчас приведу пылесос!

Он круто развернулся и исчез в коридоре.

– Что он сделает с пылесосом? Приведет его, я не ослышалась? – недоверчиво спросила мамуля. – Это как?

– Может, он приведет его в боевую готовность? – предположила я, зажмурившись.

Боевой пылесос привиделся мне громоздким гибридом субмарины и танка с длинным дулом.

– Возможно, – неуверенно согласилась она.

Мы немного поскучали в ожидании прибытия бронированной пылесосущей техники.

– Вот! – гордо сказал вернувшийся Анатоль, пропуская вперед ярко-желтую пластмассовую черепаху размером с небольшую юрту.

Он действительно не принес, а привел пылесос – тянул его за ременный повод, как лошадь.

– Он моющий! – торжественно сообщил охранник.

– Ясное дело, – сказала мамуля, с опасливым уважением оглядывая чудо техники. – Роскошный экземпляр!

– Представитель вида хоботных, класса моющих, отряда пылесосущих, – пробормотала я.

– Если еще что будет нужно, зовите, – сказал Анатоль, отступая за двери.

Резные дубовые створки бесшумно сошлись. Оставшись вдвоем в просторном зале, мы с мамулей переглянулись.

– Давай действуй! – сказала родительница, носком туфли легонько подтолкнув ко мне желтушную черепаху.

Она с готовностью подползла к моим ногам.

– Почему я? – спросила я, непроизвольно попятившись.

– А кто же? Я, что ли? – мамуля искренне удивилась. – Я писатель, работник умственного труда!

– Я тоже не кочегар!

– Но ты моложе меня! – уперлась она. – В моем возрасте уже можно рассчитывать на заслуженный отдых!

Я скептически посмотрела на нее. Мамуле недавно стукнуло пятьдесят пять лет, и она ознаменовала этот юбилей тем, что удлинила юбки до середины колена, но при этом не выбросила из гардероба шортики и маечки на тонюсеньких бретельках. Фигура у маменьки до сих пор такая, словно она зарабатывает на кусок хлеба не умственным трудом, а безумным стриптизом. Возраст у нее, ха!

Поймав мой взгляд, мамуля сгорбилась, опустила плечи и мелко затрясла головой, изображая дряхлую старушку.

– Артистка! – буркнула я, присаживаясь перед пылесосом, чтобы осмотреть отверстия в корпусе. В одном из них пряталась электрическая вилка на вытяжном шнуре. – Иди отсюда!

– Куда?

– Куда-куда! Розетку ищи!

Ближайшая розетка нашлась за разлапистым зеленым кустом в огромном глиняном горшке. Протиснувшись за мохнатый ствол экзотического растения, мамуля воткнула вилку в розетку и помахала мне рукой.

– Поехали! – по-гагарински отозвалась я и придавила кнопку на спине желтой черепахи.

Зверюга взревела, как реактивный самолет.

– Надо было попросить у любезного Анатоля наушники! – пробормотала я, опуская раструб упругого ребристого хобота на ковер.

Хобот вцепился в ворсистую поверхность большого и синего, как озеро, ковра с жадностью истомленного жаждой слона.

Какое-то время я сосредоточенно выгуливала всеядную черепаху по полу, стараясь не оставлять на ковре необработанных участков. Это непростое занятие поглотило все мое внимание, я даже забыла, что пришла в этот дом вовсе не для того, чтобы осуществлять санитарно-гигиеническую обработку.

Очнуться меня заставил крепкий удар по плечу. Я выронила шланг, испуганно подскочила и уже в прыжке развернулась. Позади меня стояла мамуля. Она шевелила губами и размахивала руками, как сигнальщик на палубе авианосца.

– Что ты говоришь? – переспросила я, не слыша за ревом кормящегося пылесоса собственного голоса.

Мамуля молча обежала меня и нажатием кнопки отрубила ревущую черепаху.

– Давай теперь я! – в тишине проорала родительница, забыв убавить громкость своего голоса.

– Давай! – с удовольствием согласилась я. – Заканчивай зачистку территории, а я пойду в разведку.

Мамуля впряглась в пылесос, а я приоткрыла створку двери и выглянула за нее. В коридоре никого не было.

– Если кого-нибудь встречу, скажу, что пришла за дополнительными инструкциями, – сказала я сама себе. – Мол, пол мы помыли, ковер почистили и жаждем еще немного поработать, но не знаем как.

Я выскользнула в коридор и закрыла за собой резные двери. Сразу стало значительно тише, я даже услышала голоса, доносящиеся из соседнего помещения. Нисколько не стесняясь, я заглянула в щелочку между неплотно прикрытой дверью и дверным косяком и увидела что-то коричневое, мохнатое.

– Медведь там у них, что ли? – шепотом удивилась я.

Посмотрела еще раз: коричневая мохнатость не шевелилась. Мое воображение живо нарисовало чучело бурого мишки с уставленным рюмашками серебряным подносом в передних лапах. С просторным бальным залом, в котором мог вальсировать гусарский полк, гостеприимно скалящееся медвежье чучело сочеталось очень хорошо!

Дверь неожиданно подалась, и я ввалилась в помещение всей своей физиономией и сразу увидела, что серо-коричневая мохнатость принадлежит мощному стволу пальмы. Нижним концом пальмовое бревно уходило в гигантскую деревянную кадку, а верхним подпирало выпуклый фонарь высокого стеклянного потолка. Вокруг дерева сгрудились разномастные горшки, содержащие буйно зеленеющую и яростно цветущую декоративную растительность нездешнего вида. Голоса, которые я услышала, стоя в коридоре, доносились из-за этого зеленого острова, с балкона, дверь на который была распахнута настежь.

Тихо радуясь, что ни дверь оранжереи, ни пол под моими ногами не скрипят и не выдают беседующим присутствие постороннего, я подкралась поближе к пальме. Спряталась за медвежьим стволом и высунула из-за него одно ухо, направив его, как тарелку антенны, в сторону балкона.