Книга Вторая жизнь майора, страница 20 – Владимир Сухинин

– Если бы твой отец был так же решителен, как этот юноша, – раздраженно ответила ей мамаша, – то место префекта занял бы он.

На меня смотрели ВСЕ. Женская половина с высокомерным презрением, мужская – с ненавистью, потому что я отобрал у них возможность врезать в глаз местным официанткам и тем стяжать себе славу самых крутых парней…

Овор смотрел на бутылку вина.

– Лигирийское белое, – невпопад сказал он.

Ничего не говоря, я налил ему вина в бокал. Он выпил. Придвинул тарелку ухи и стал есть. Уха действительно удалась, а перлетки – такие маленькие рыбки – были тоже обалденными на вкус.

– Откуда у тебя деньги? – переходя ко второму, разрезая ножом что-то выглядевшее очень аппетитным в кляре, спросил Овор.

Я налил ему еще вина, придвинул к себе неизвестного грамуса, откусил, почувствовал – боже, как вкусно! Это тоже была рыба, но с чем ее было сравнить, я не знал. Посмотрел, как Овор сделал глоток вина, поставил бокал на стол. Ответил с поддевкой:

– Пока ты спал, я работал.

Он закусил грамусом и спросил:

– Ты что-то знаешь о работе?

– Много, – уже начиная злиться, ответил я. Оглядевшись, увидел: обедали только мы, остальные превратились в зрителей и слушателей.

– От всякой работы есть прибыль, – сказал я вдохновенно, глядя на притихший зал. – Все вещи – в труде. И ничто не начало быть, что начало быть без труда. – Зал, офигевая, завис. – Без труда не вынешь рыбку из пруда, – продолжал перечислять я то, что помнил. – Есть умственный труд, есть физический, есть ратный…

Дядька скривился, как будто съел кислющий лимон, и сказал:

– Хорошо, хорошо, хватит. Вижу, мать тоже тебя чему-то научила. Сколько заработал-то? – спросил он небрежно, поднося бокал с вином ко рту.

– Двадцать четыре золотых короны, – скромно потупившись, ответил я. И это была чистейшая правда. – Остальные богатства – это трофеи и отступные Хряка.

– Надо же, – удивился он. – И на чем заработал?

Посмотрев, как он жадно пьет вино, заливая сушняк, я сказал:

– Коней наших продал, – и принялся вплотную за филе.

Дядька поперхнулся и выплюнул вино себе на штаны.

– Зачем? – вытаращился он на меня.

Я вытер рот салфеткой, подал ему другую, чтобы он мог вытереть себе штаны, потом ответил:

– Они нам не нужны.

Овор задумался на риску и покладисто согласился:

– Положим, так. До Азанара можно добраться и с торговым караваном. Но как ты умудрился так дорого их продать?

Я смотрел на зрителей, зрители – на меня в немом оторопении. Такого представления в местном театре еще не было.

– Я знаю, – посмотрев мне в глаза, все так же тихо проговорила девушка.

Все с интересом смотрели теперь на нее. И я тоже.

– Мы приехали утром, рано. Я заходила последней и видела, как он, – теперь все смотрели на меня, – схватил мужчину за бороду. А потом сказал, что отрежет ему голову. А еще потом он забрал деньги у того мужчины.

Ну что сказать, бенефис удался. Я был выбран на роль главного злодея. Народ так вжился в представление, что я, затравленно озираясь, опасался суда Линча. Дядька перешел к перепелке, а я, махнув на все рукой, налил себе вина. Залпом выдул полбокала. Вино было легким, ароматным и, на мой неискушенный взгляд, очень хорошим.

Зрители слушали и наблюдали в прострации. Тишину, установившуюся в зале, нарушила матрона с задних рядов. Дама, очень похожая на Раневскую, поднялась, ткнула сложенным веером в сторону Овора и с драматизмом произнесла:

– У такого ДЯДИ, – выделила она это слово, – племянник может РАБОТАТЬ только ДУШЕГУБОМ, – и с гордо поднятой головой удалилась.

Посмотрев ей вслед, я подумал, что она, сама того не зная, попала в точку. Лучше всего дядька учил Ирридара именно убивать.

Скоро зал опустел, и мы остались одни.

– И когда ты все успеваешь? – с аппетитом уничтожая перепелку вместе с костями, весело проговорил Овор. – Коней продал, смерду голову чуть не отрезал, двух девок побил так, что они стелются перед тобой. И все за одно утро.

– Не бил я их, – уже без аппетита глядя на еду, сказал я неохотно. – Служанку побила хозяйка за то, что ее саму побил хозяин.

– А говорят, что это ты, – издеваясь, продолжал Овор.

– Наговаривают. Я маленький еще, – оправдывался я.

– Девок бить – маленький, а голову отрезать, значит, большой, – констатировал очевидный факт дядька и заржал.

– Мужик оскорбил меня, – оправдался я, рассматривая стакан с каким-то зеленым напитком. «Похоже на тархун», – подумал.

– Ну, тогда ты в своем праве, – согласился со мной Овор. – А чего не убил? – вытирая рот салфеткой, равнодушно спросил он.

– Детей пожалел, – ответил я, глядя в сторону.

Овор сыто откинулся на спинку стула, посмотрел с усмешкой на меня.

– Пожалел, значит? – повторил он мои слова.

– Ага, пожалел.

– А отступных почему не взял? – спросил он заинтересованно. Дядька, гад, наслаждался, видя, как я выкручиваюсь.

– Почему не взял. Взял, – все так же в сторону ответил я.

– Много взял? – не отцеплялся Овор.

– Немного. Пятьдесят золотых, – сказал я, не думая отпираться.

Для старого шпиона сегодня был день открытий. Сумма, названная мной, в десять раз превосходила ту, что обычно берут как отступные с простых людей.

В этом мире были интересные законы, в чем-то перекликающиеся с Русской Правдой Ярослава. Дворянин мог убить, а мог взять откуп деньгами. Нехейцы, сами по себе небогатые, но гордые дворяне, часто таким образом выходили из положения безденежья. Короче, память Ирридара мне говорила: брать откупы – это норма.

– Однако-о! – покачал он головой. – Дар, а зачем тебе деньги?

Ну вот, сейчас все и решится. Я спокойно поглядел в дядькины глаза и сказал:

– Я поступлю в академию, а ты вернешься к отцу. Ведь так?

– Так, – согласился Овор, не понимая, что я хочу этим сказать.

– Переедешь в деревню, где тебе выделят дом? – продолжал я спрашивать.

– Перееду, – согласился Овор. – Стар я, чтобы служить барону дальше.

– Вот! А я хочу, чтобы ты остался со мной. Для этого мне и нужны деньги. На твое содержание отец не даст и дилы.

Он молча внимательно рассматривал меня. А я знал, что Овор мог отличить правду ото лжи.

– Ты сильно изменился, Дар, – наконец сказал он. – Дома ты был совсем другим.

– На это есть веская причина, ты не находишь? – спросил я его.