Книга Банда отпетых дизайнеров, страница 24 – Елена Логунова

Я сидела, опустив очи долу, но Трошкина решилась перебить рассказчицу дельным вопросом:

– А эта убитая женщина, кто она? Почему в ее смерти обвиняют именно Михаила Брониславича?

– Я не знаю, кто она! – сердито ответила Паулина Антоновна. – Аферистка какая-то, наверное. К сожалению, у меня не было возможности побеседовать с мужем. Я уверена, он все бы мне объяснил. Наверняка была какая-то вполне простая и уважительная причина для его прихода в тот дом. Важная деловая встреча в приватной обстановке, например! И я понимаю, почему Миша вышел из себя и громко ругал эту женщину, если он прибыл с визитом вовремя, а его некультурно держали под дверью! Еще надо разобраться, чем она в это время занималась, эта подозрительная особа!

Мы с Алкой обменялись тревожными взглядами. Если начнут выяснять, чем и с кем занималась некультурная гражданка Цибулькина в момент, когда разъяренный Бронич с руганью дубасил в ее дверь, в опасности окажется Зяма!

– Неужели шефа подозревают в убийстве на том одном основании, что он устроил скандал в подъезде? – спросила я, сознательно уходя от разговора о подозрительных занятиях Елены Яковлевны.

– Ах, я не знаю! – Паулина Антоновна отвела глаза в сторону и нервно заколотила ложечкой в чашке.

Я поняла, что она чего-то недоговаривает и уже сожалеет о том, что вообще завела с нами эту беседу.

– Я думаю, все образуется, – неискренне улыбнулась Трошкина, поднимаясь со стула.

Она возложила руку на нетронутую конфетную коробку, как на Священную Библию, и ответственно заявила:

– Мы в «МБС» знаем Михаила Брониславича как глубоко порядочного человека и уверены, что он ни в чем не виноват. Следствие наверняка найдет настоящего убийцу.

Супруга Бронича в ответ на эти бодрые слова невесело улыбнулась и кивнула. Мы с Трошкиной поспешили откланяться, вышли из сумеречного подъезда на залитую расплавленным золотом улицу, там остановились и обменялись понимающими взглядами с прищуром. Он был спровоцирован отчасти слепящим светом, отчасти неверием в тот оптимистичный сценарий, который Алка озвучила минуту назад.

– Не все так просто со смертью гражданки Цибулькиной, и следствие, похоже, это понимает, – сказала я, выражая наше общее мнение. – Сдается мне, есть у ментов какие-то новые факты, свидетельствующие против Бронича.

– Звони Максу, – постановила подружка.

– Мне потом с ним не расплатиться! – вздохнула я. – Придется быть нежной, а я не могу…

– Почему? Денис тебя бросил, ты девушка свободная, можешь быть нежной, с кем захочешь! – напомнила Алка.

– С кем захочу, когда захочу, сколько захочу и как захочу, – немного уныло согласилась я, машинально покосившись на дверь сексуально-травматологического кабинета.

Неожиданно обретенная свобода не слишком меня радовала. Я девушка привязчивая, за год успела привыкнуть к коварному капитану Кулебякину, как к родному, а милягу Барклая полюбила, как младшего брата. Старший-то у меня уже был, и безудержной радости его существование мне никогда не доставляло. С Зямкой вечно какие-то проблемы!

Мысль о брате, перманентно нуждающемся в деятельной сестринской помощи, вновь заставила меня активизироваться. Я вооружилась мобильником, позвонила Максиму Смеловскому и слезно попросила своего верного поклонника раздобыть у знакомой милицейской девушки новые, дополненные и расширенные, сведения по делу о смерти гражданки Цибулькиной, будь она неладна, хотя уж куда неладнее, и так тетка на том свете досрочно оказалась…

– На бога надейся, а сам не плошай! – сказала Трошкина, дождавшись окончания моего разговора со Смеловским.

Я даже пожалела, что Макс ее не слышит: ему бы понравилось, что его приравняли к высшим силам.

– Нам обязательно возвращаться в офис? – спросила меня подружка, думая о чем-то другом. – Нет? Прекрасно. Постараемся употребить имеющееся у нас время с пользой.

Она замолчала, размышляя, а я уже придумала, как извлечь максимум пользы из обеденного перерыва.

– Вон на углу кафешка, с виду вполне приличная и не из дорогих! – сообщила я подружке. – Пойдем, посидим, покалякаем о делах наших скорбных.

И про себя добавила еще: «Заодно и покушаем». Неизбалованная Трошкина не имеет похвальной привычки к регулярному горячему питанию, а у меня усилиями папы-кулинара выработались рефлексы, как у собачки Павлова: аккурат к обеденному перерыву начинается обильное слюноотделение.

Мы прошли полквартала до заведения с уютным названием «Ладушки-оладушки» и уселись в пластмассовые креслица за шатким столом. Сверху, с затеняющего столик зонта, на нас хмуро смотрели физиономии футболистов. Я нашла, что Бэкхем очень похож на нашего Зяму, только у него волос на голове куда меньше, а вот серьга в ухе такая же. Смуглокожий Рональдинью напомнил мне Дениса: тот хоть и бледнолиц, но ревнив, как мавр венецианский. Хотя в сложившейся ситуации в роли Отелло должна была выступать я. Индия Кузнецова, мавр женского рода. Маврица, как сказал бы мастер словесного эквилибра и малярных дел Ван Ванич.

Мысли о предположительно неверном возлюбленном радости не доставляли, и, чтобы не портить себе аппетит, я уткнулась в меню.

– Как ты можешь есть? – вопросила Трошкина, без одобрения глядя на то, как я вдумчиво изучаю список дежурных блюд.

– Могу медленно, могу быстро, – с готовностью ответила я. – А что? Мы куда-то спешим?

– Нужно же что-то делать! – неуверенно сказала Алка и побарабанила ногтями по столу.

На звук прибежала официантка. Я сделала заказ, дождалась, пока она удалится, и в продолжение разговора назидательно сказала подруге:

– Надо не делать, надо думать! – я постучала кулачком по лбу.

– Что-нибудь еще? – притормозив, оглянулась на нас официантка.

Трошкина прыснула. Я покачала головой и проводила жалостливым взглядом девицу с таким скверным музыкальным слухом, который не позволяет уловить разницу между ударами по деревяшке и по высокому челу мыслящего существа.

– Так о чем будем думать? – спросила Алка.

И сама же ответила:

– Давай подумаем о Паулине Антоновне. Как ты полагаешь, она и впрямь считает своего Бронича вернейшим из супругов или же это притворство?

– Мне показалось, что мадам Савицкая была вполне искренна, – сказала я. – Кстати, нельзя исключать вероятность того, что шеф действительно приехал к Цибулькиной по каким-то своим делам.

– Настолько тайным, что для их осуществления нужно было вылезать из окна? – недоверчиво выгнула брови Трошкина. – Ой, сомневаюсь я… По-моему, у Бронича с этой Цибулькиной все-таки была любовная связь. Не зря ведь она сказала Зяме…

– С которым у нее тоже была любовная связь! – вставила я.

Алка поморщилась:

– Она сказала Зяме, будто Бронич – ее муж!