Книга Спокойно, Маша, я Дубровский!, страница 39 – Елена Логунова

– Прости меня, Зямочка! – понурилась пристыженная Алка.

– За что? Я-то тут при чем?! – искренне удивился братец, не успевающий следить за интригой.

Трошкина смущенно молчала, и я ответила за нее:

– Ты не понял? Эта деятельница вчера ночью заменила сим-карту в твоем мобильнике на свою собственную!

– А зачем? – продолжал удивляться тугодум.

Трошкина покраснела, как фолликулярное горло пожирателя мороженого.

– Чтобы тебе никакие другие бабы не звонили! – объяснила я. – Чтобы одна только Аллочка могла порадовать тебя звонком в любое время дня и ночи!

– Какие еще другие бабы? – Зяма заволновался, проворно вытянул из кармана телефон, проверил список входящих, убедился в полном отсутствии там посторонних баб и разочарованно пробормотал:

– И правда, никаких!

– Разумеется, у тебя же стоит Алкина билайновская «симка»! – объяснила я.

– А моя где? – озадачился Зяма.

– Логичный вопрос, – признала я. – Твоя, насколько я понимаю, у меня, в моем мобильнике.

– А твоя собственная, Инка, где же? – тоже вполне логично поинтересовалась отнюдь не глупая Трошкина.

– Знаешь, Аллочка, – Зяма приобнял нашу любознательную подружку за хрупкие плечики. – Ты лучше не спрашивай! Это как раз тот случай, когда меньше знаешь – крепче спишь. Судьба Дюхиной «симки», без преувеличения, трагична!

– И сложна, – добавила я. – Сложнее, чем ты, Зяма, полагаешь. Сдается мне, моя сим-карточка вовсе не там, где ты думаешь. Там, где ты думаешь, не моя!

– А чья же там, где я думаю? – встревожился братец.

– Одной такой... идейной союзницы Трошкиной!

– Слушайте, господа хорошие! – возмутилась Алка. – Если вам охота говорить загадками, не упоминайте в контексте шифровок мое имя, я от этого сильно нервничаю!

– Знала бы ты, как нервничаю я! – с подкупающим чистосердечием признался Зяма и укоризненно посмотрел на меня. – Дюха, если ты хотела дать мне понять, что я круглый идиот, можешь быть довольна, у тебя это получилось.

– Я не думаю, что ты круглый идиот, – начала я.

Но тут Алка закрыла уши ладошками и взвизгнула:

– Прекрати! Я думаю, ты думаешь, он думает! Там, не там! Она, не она! Скажите мне прямо и просто, что происходит!

– Да, Дюха! Скажи нам просто! – присоединился к просьбе Зяма.

– Говоря просто и прямо, я думаю...

Зяма крякнул, а Трошкина засопела, набирая воздух для гневного вопля, но я жестом успокоила их и быстро договорила:

– Что наша бабуля присвоила себе сим-карточку из моего телефона и поставила взамен свою.

– У нашей бабули нет мобильника! – возразил братец.

Как ни странно, это так. Минувшей зимой у нашей старейшей авантюристки украли мобильник, а непосредственно перед этим ей едва не проломили череп [2] . Хотя сделали это разные люди, бабуля довольно долго связывала наличие сотового в кармане с реальной перспективой получить по голове и все никак не решалась на покупку нового телефона. Очевидно, за полгода ей удалось эту фобию искоренить.

– Я думаю, – я покосилась на нервную подружку, но она молчала, внимательно слушая. – Она купила себе мобильник сразу после утреннего допроса по поводу трупа в цементе.

Трошкина слабо охнула и покачнулась, галантный Зяма машинально поддержал ее и сказал:

– Сразу после допроса про труп в цементе я сам отвез бабулю домой и сдал на руке папе, а он конвоировал ее в ссылку в Бурково.

– Значит, бабуля купила мобильник, как только сбежала из Буркова!

– А она сбежала? – удивился Зяма.

– Да! – гаркнула я и заторопилась. – И нам с тобой тоже пора бежать! Трошкина, пока! Если что, не поминай нас лихом!

– Куда вы, куда? – заквохтала Алка, цепляясь за Зяму.

– Прощай, дорогуша! – прочувствованно сказал он и запечатлел на дрожащих губах дорогуши нежный поцелуй. – Обещай, что не забудешь меня и будешь носить передачки в тюрьму!

– Зяма, нас еще не посадили! – напомнила я и рывком, как пластырь, отклеила братца от подружки. – Пусть сначала поймают!

Я приложила палец к губам, призывая всех к молчанию, открыла дверь, высунула голову на лестничную площадку и прислушалась. Далеко внизу лязгнул дверцами лифт, и шахта наполнилась грозным гулом и печальными скрипами, которые могли бы вдохновить нашу создательницу ужастиков не хуже полотняной Авдотьи. С секундной задержкой наверху послышался радостный лай. Я всегда удивлялась, каким чудесным образом Барклай узнает, что в лифте поднимается его любимый хозяин, но на сей раз удивление уступило место глубокой признательности. Не зря я кормила-поила кулебякинского бассета, он мне добром отплатил, помог в трудную минуту!

– В лифте едет Кулебякин! Уходим по лестнице! – шепнула я Зяме. – Быстро!

Братец не заставил себя упрашивать, наспех одарил растерянную Трошкину прощальным шлепком по мягкому месту и выскочил следом за мной на площадку, прикрываясь пухлой сумкой с Биланом, как щитом.

«Стой, стрелять буду!» нам никто не кричал, и погони пока не было. Лифт-паралитик все еще полз вверх, Барклай продолжал басовито гавкать. Краем глаза я заметила, что дверь квартиры Солоушкиных приоткрыта, и с разбегу врубилась в нее плечом.

– Дюха, куда?! – страшным шепотом охнул Зяма.

– Сюда! – ответила я и проскакала прямиком в гостиную.

Испуганная Раиса Павловна, одной рукой вцепившись в деревянный поручень кресла, а в другой, дрожащей, держа пляшущую чашку, зависла попой над сиденьем. Тарелочка, стоявшая у нее на коленях, упала, большой кусок кремового торта смачно впечатался в ворсистый палас. Я посмотрела сначала на диван – приснопамятного цветастого покрывала на нем не было, – потом заглянула в испуганные глаза бабы Раи и пролаяла, как Барклай:

– Где бабуля? Только не врать!

– Я не знаю! Она ушла! – затрепетала Раиса Павловна.

Я сунулась в спальню, заглянула в кухню и санузел, убедилась, что бабулина подружка не врет, и побежала прочь, но в прихожей на секундочку притормозила и метнула в открытую дверь гостиной укоризненное:

– Нехорошо тырить чужие «симки»!

Звон разбившейся чашки можно было считать признанием вины. Я поняла, что верно догадалась: мой телефон бабуля потрошила не лично, а руками своей верной подружки. То-то баба Рая нынче днем упорно топталась у нас в прихожей, хотя папуля звал ее в кухню отведать утренних оладьев! Не за кардамоном она приходила, врушка старая!

– Блямц! – торжественно лязгнул лифт, причаливая на верхнем этаже.