Книга Все, чего я не сказала, страница 53 – Селеста Инг

– Может быть. Или он вообще никогда не вернется. Кого колышет? – Лидия сглотнула, постаралась говорить ровнее. – У меня своя жизнь.

Клен за опущенным окном шелестел новенькой листвой. Сорвался и завертелся в воздухе позабытый с осени одинокий вертолетик. Внутри Лидию всю трясло, но когда она взглянула на свои руки, оказалось, что они тихо и невозмутимо лежат на коленях.

Она открыла бардачок и вытащила коробку презервативов. Две штуки, как и несколько месяцев назад.

Джек напрягся:

– Ты что делаешь?

– Ничего страшного. Ты не переживай. Я не пожалею. – Он был так близко, что она чуяла соленую сладость его кожи. – Ты не такой, как все думают, – сказала Лидия и положила ладонь ему на бедро. – Все думают, у тебя столько девчонок, что тебе на все плевать. Но это вранье. Ты на самом деле не такой, да? – Их глаза встретились – голубое с голубым. – Я тебя знаю.

Джек все таращился, а Лидия вдохнула поглубже, будто нырять собралась, и его поцеловала.

Она никогда ни с кем не целовалась, и поцелуй у нее получился (хотя она этого не знала) детский, целомудренный, девчачий. Губы Джека были теплы, сухи, неподвижны. Он пахнул дымом, а еще – словно только что вышел из леса – зеленой листвой. Запах – как бархат на ощупь: хочется погладить руками и прижать к лицу. Мысли Лидии мгновенно прокрутились вперед, как кинопленка. Промотали ту сцену, где оба они перебираются на заднее сиденье, падая друг на друга, и их руки не успевают за желаниями. И ту, где развязывается узел воротника у нее на шее, и сдирается одежда, и Джек нависает над ней всем телом. И ту, где происходит неведомое и, если честно, почти невообразимое. К возвращению Нэта она переменится. Вечером, когда он расскажет ей все-все, что видел в Гарварде, все-все о новой сказочной жизни, в которую уже вступил, Лидии тоже будет что ему рассказать.

И тут Джек очень мягко отстранился.

– Ты хорошая, – сказал он.

Он глядел на нее сверху вниз, но – и это инстинктивно поняла даже Лидия – не с любовью, а нежно, как взрослый на ребенка, который упал и поранился. Внутри у нее все увяло, во рту расцвела горечь. Лидия уставилась на свои коленки, волосами закрыв горящее лицо.

– Только не говори, что вдруг отрастил порядочность, – окрысилась она. – Или что – я для тебя недостаточно хороша?

– Лидия, – вздохнул Джек, и голос его был как фланель. – Дело не в тебе.

– А в чем?

Долгая пауза – очень долгая, Лидия уже заподозрила, что Джек позабыл вопрос. Но в конце концов он ответил – отвернувшись к окну, будто суть скрывалась снаружи, за кленами, за озером, за всем, что под Кручей:

– В Нэте.

– В Нэте? – Лидия закатила глаза. – Нэта не бойся. Нэт никого не волнует.

– Волнует, – сказал Джек, по-прежнему глядя в окно. – Меня волнует.

С минуту Лидия переваривала эти сведения, потом вытаращилась, будто на ее глазах у Джека вылепилось другое лицо или перекрасились волосы. Он большим пальцем тер основание безымянного, и Лидия понимала, что это правда – и очень-очень давняя.

– Но… – Она осеклась. Нэт? – Ты же всегда… в смысле, все же знают… – Не удержавшись, она нечаянно глянула на заднее сиденье, на выцветшее и смятое одеяло навахо.

Джек криво улыбнулся:

– Как ты сказала? «Все думают, у тебя столько девчонок, – но ты на самом деле не такой». – Он покосился на нее. Ветер из окна ворошил его песочные кудри. – Никому бы и в голову не пришло.

К Лидии возвращались обрывки их разговоров – и теперь они звучали иначе. А где твой брат? А Нэт что подумает? И еще: Ну как, скажешь брату, что мы скорешились и я не злодей? Что она ответила-то? Он мне ни в жизнь не поверит. На нее раззявила пасть полупустая коробка с презервативами – Лидия смяла ее в кулаке. Я тебя знаю, услышала она собственный голос, и ее передернуло. Какая же я дура, подумала она. Так его не понять. Вообще ничего не понять.

– Я пошла. – И она подхватила с пола рюкзак.

– Мне жаль, что все так.

– Жаль? Чего тебе жаль? Нечего тут жалеть. – Лидия набросила лямку на плечо. – Это мне тебя жалко. Втюрился, а он тебя ненавидит.

И Лидия прожгла его взглядом, а Джек поморщился, будто она ему водой в глаза плеснула. Затем лицо его напряглось, заострилось, закрылось – как с чужими, как в первый день знакомства. Он улыбнулся – получилась скорее гримаса.

– Зато мне другие не вдалбливают, чего я хочу, – ответил он, и от его презрения Лидия вздрогнула. Он давно не говорил с ней таким тоном. – Зато я знаю, кто я. Чего хочу. – Глаза его сузились. – А у вас с этим как обстоят дела, мисс Ли? Вы-то чего хотите?

Да знаю я, чего хочу, подумала она, но открыла рот, и язык не вспомнил ни слова. Врач, популярная, счастлива зарикошетили в голове стеклянными шариками и рассыпались в безмолвие.

Джек фыркнул:

– Зато мною другие с утра до ночи не командуют. Зато я хотя бы не боюсь.

Лидия сглотнула. Одним взглядом он словно сдирал с нее кожу. Хотелось его ударить, но этого будет мало. А потом она сообразила, как побольнее его уязвить.

– Нэту, наверное, интересно будет про это узнать, – сказала она. – И всем в школе тоже. Ты как думаешь?

И у нее на глазах Джек съежился, как лопнувший шарик.

– Слышь… Лидия… – начал он, но она уже распахнула дверцу, уже захлопнула ее за собой.

На каждом шагу рюкзак бил по спине, но Лидия бежала до самой центральной улицы, а потом до дома и не остановилась, даже когда закололо в боку. То и дело оборачивалась на гул машин, думала, это Джек, но его «фольксваген» не появился.

Может, Джек так и сидит на Круче, и глаза у него – как у загнанного зверя.

Она миновала озеро и на повороте в тупик замедлила шаг, чтобы отдышаться. Все вокруг было незнакомое, слишком четкое, а цвета яркие, будто у телика выкрутили цветопередачу до максимума. Зеленые лужайки отдают синевой, кожа на руках – желтизной, белый фронтон миссис Аллен как-то слишком ослепителен. Все слегка искажено, и Лидия щурилась, стараясь запихать мир в привычные контуры. Подойдя к дому, не сразу сообразила, что женщина, подметающая веранду, – ее мать.

Мэрилин увидела дочь и раскинула руки в предвкушении поцелуя. Лишь тогда Лидия заметила, что все еще сжимает в кулаке коробку с презервативами, и поспешно сунула ее в рюкзак за подкладку.

– Какая ты горячая, – отметила Мэрилин и снова взяла веник. – Я почти закончила. Потом сядем готовиться к экзаменам. – Под прутьями веника плющились нападавшие с деревьев зеленые почки.

На миг голос застрял у Лидии в глотке, а на волю вырвался таким истошным, что ни она, ни мать его не узнали.

– Я же сказала, – рявкнула Лидия. – Не надо мне помогать.

К завтрашнему дню Мэрилин забудет это мгновение – крик дочери, иззубренное лезвие ее голоса. Мгновение сотрется из ее воспоминаний о Лидии – воспоминания о любимых и потерянных всегда выглаживаются, упрощаются, сбрасывают сложность, как чешую. А сейчас, напуганная этим странным тоном, Мэрилин списала его на усталость, на то, что скоро вечер.