Онлайн книга «Охота на охотника»
|
– Ну, знаешь ли… – я не нахожу слов. – Конечно, ты можешь отказаться, – предлагает она с ехидцей. – Не надо меня подначивать, пожалуйста. – А я не подначиваю. Просто я надеялась на тебя. Похоже, она твердо решила довести меня если не до могилы, то до сумасшедшего дома. И я не могу оправдаться, не могу объяснить, чем мне грозит участие в ее авантюре. – Ну зачем, зачем тебе непременно надо встречаться еще и с этим Янкой?! – Я предложу ему явиться к следователю с повинной, – невозмутимо отвечает она. – Только и всего. Если ты отказываешься идти со мной, пойду одна. – Хочешь, чтобы он тебя придушил? – Вряд ли, он же трус. Убийца – тот, второй. А на самый крайний случай… Она привстает, берет со стола сумочку и что-то вынимает из нее. Раздается щелчок, в руке Алины поблескивает лезвие ножа. Я поднимаюсь с кресла и сажусь на диван рядом с ней. – Покажи-ка. Беру и рассматриваю совершенно профессиональную наваху, с крепким и хищным лезвием, которое фиксируется пружиной в роговой, оправленной латунью рукояти. – Откуда у тебя такая игрушка? – Прошлым летом на пляже нашла, в Вецаки. – Шутишь? – Нет, правда. Я возвращаю наваху, Алина складывает ее и сует обратно в сумочку. – Знаешь, давай-ка лучше я пойду с тобой к этому Янке, – говорю я совершенно неожиданно для самого себя. И сразу как гора с плеч. Жребий брошен, сколько можно быть слабаком, юлить, маяться, страшиться Командора. Я кладу с прибором на все их инструкции, которые делают из меня говенного труса. Во мне поднимается прилив азарта, и острый холодок игры со смертью бродит в жилах, это зелье для настоящих мужчин. Алина обнимает меня за шею и целует протяжным, захлебывающимся поцелуем. Мои руки ненасытно шарят по ее телу, она выпрастывается из халатика, мне приходится оторваться от нее, чтобы сбросить одежду. Наши ласки становятся все судорожнее, все крепче, м вдруг я слышу ее шепот: – Помнишь, как ты выпустил зверька на свободу? – Не понял. – Ну, после того, как я сказала про дверцу и зверя… Она вдруг плотно сводит бедра, упирается ладонями мне в грудь и делает вид, что отталкивает меня. Я принимаю правила новой затеи, начинается борьба, сначала шутейная, потом почти настоящая. Алина вкладывает в нее всю свою изворотливость и гибкость. Это уже не она и не я, а двое распаленных бестий в дремучей, сумасшедшей схватке. И когда я наконец вхожу в нее напролом, она впивается ногтями мне в спину, ее тело каменеет и тут же она исторгает истошный, самозабвенный вопль. Потом она лежит раскинувшись и курит, а я тихонечко целую свежие розовые кровоподтеки на ее предплечьях и бедрах. – Не уходи, – просит она. – Пожалуйста, останься. – Прости, но я должен ехать. Рано утром мне позвонят по межгороду. – Это так важно? – Это очень важно. – Тогда иди… – Во сколько мы встретимся завтра? – спрашиваю я. – Заходи к пяти. – Хорошо. Наверно, я вел машину так, будто крепко выпил. Возле Деглавского моста меня остановили два гаишных остолопа, проверили документы и заставили дыхнуть в трубочку. Дома сил у меня хватило только на то, чтобы раскидать одежду по полу и рухнуть в постель. Во сколько бы я ни лег, просыпаюсь всегда ровно без четверти семь. И когда звонит Командор, я уже в полном порядке, только побриться осталось. – Здравствуй, мой дорогой, – мурлычет он. – Мне тут рассказывали о твоих успехах. Молодец, хвалю. – Спасибо, – отвечаю я. – Кстати, вчера Володю видел, он уезжает двадцать шестого денька на четыре. – Погоди-ка, – кряхтит Командор, – дай запишу, двадцать шестого, ты сказал? Он записывает, что кейс на вокзале в ячейке № 264. – А еще Паша мне свою машину одалживал. Между прочим, у нее крыло было помято. – Что ты говоришь? И сильно? – Нет, не очень. Но заметно. – Понял. Понял, – дважды повторяет он. – Больше ничего не хочешь сказать? – Вроде бы нет. – Совсем ничего? – не успокаивается Командор. Не возьму в толк, на что он намекает, да еще так вкрадчиво. – Да я в полном ажуре, – отвечаю недоуменно. – Ну смотри… – говорит он врастяжку. – Ладно, позвоню на днях. Пока. – До свидания. Кладу трубку. Если бы он действительно хотел узнать подробности, скажем, про друга Юру или о том, как сработали пастухи, задавал бы наводящие вопросы. Мы же не в шарады играем. Сварив большую джезву крепчайшего кофе, нарезаю ветчину и соленые огурчики, аккуратно выкладываю их на тарелку. Сбоку кладу салфеточку, все чин чином. Если завтракаешь один, это вовсе не значит, что можешь вести себя как свинья. Надо уважать себя и даже в одиночестве держаться, словно на приеме в посольстве. Стриженый детдомовский парнишка почтительно наблюдает изнутри, как я орудую ножом и вилкой. Мой двухкамерный «Минск» зияет морозной пустотой, надо будет наведаться на базар, благо день до пяти совершенно свободен. Но это успеется, а пока я мою посуду, убираю со стола и заваливаюсь на тахту, читать и лакомиться очищенным фундуком. Книгу мне дала Алина, два романа под одной обложкой, «Мы» Замятина и «О дивный новый мир» Хаксли. Первый роман я дочитал еще позавчера, теперь принимаюсь за Хаксли и к полудню осиливаю его, попутно расправившись с целой тарелкой орехов. Еще дозваниваюсь до Раймонда, уславливаюсь завтра к девяти заехать в его контору за документами, чтобы в десять быть в порту на отправке контейнера. Потом еду обедать в «Асторию», что на пятом этаже Центрального универмага, кухня там по-старомодному образцовая. Как и почти всегда, ресторан закрыт на обслуживание туристов, но швейцар, которого я регулярно подкармливаю трешками, любезно пропускает меня в зал. Заказываю лососину, мясную солянку и лангет под грибным соусом. На десерт, разумеется, мороженое с орешками. Грешен, люблю вкусно поесть. Отъедаюсь, так сказать, за детство и юность. Что-то не идет у меня из головы прочитанное, Замятин и Хаксли. Подкачала-таки фантазия у этих ребят. Неужто они всерьез думали, что самое нестерпимое – трахаться по талонам или делать детей фабричным способом. Их бы, голубчиков, отправить за жизненным опытом на зону или в стройбат; вот бы они там расширили сознание и написали бы дельные книжки. Слишком бледными и умильными кажутся их страхи за будущее, когда оно уже давно пришло, но еще не совсем миновало. Загружаюсь на базаре всем, чего душа просит. Наилучшая ветчина, постная и без жилок, стоит уже двадцать два рубля. А ведь не так давно пятнадцать рублей за ту же ветчину казались бессовестным грабежом. Меняются времена, что говорить. Для Алины покупаю у спекулянта, напротив автовокзала, пачку «Кэмела» за двадцатку, а то вчера она курила паршивую «Астру» без фильтра. Еду домой. |