Онлайн книга «Красные, желтые, синие»
|
Я не затыкала уши, не опускала покрывало. Слышала, как кричит мама: – Пожалуйста, уходите! Мы уезжаем, послезавтра нас уже здесь не будет. Умоляю вас, уходите! Вокруг маминых ног сомкнулось кольцо грязных ботинок. Мама очень тихо шептала: – Пожалуйста… Умоляю… Вдруг около грубых ботинок возникли коричневые туфли дяди Вовы. И я услышала, как он старательно выговаривает азербайджанские слова: – Ребята! Бегите! Сюда идет патруль. Я их по дороге встретил. Десять солдат с автоматами, резиновыми дубинками. А с этой эрмяни я сам разберусь! Раздался топот, ботинки исчезли. И скоро на их месте появились четыре пары кирзовых сапог: – Били они тебя? Мы их найдём, слышишь, из-под земли достанем! Денис, Сергей, живо за ними! Иван, срочно звони в скорую. Скажи, если опоздают, перед комендантом будут отвечать. Мать, не умирай!.. – Там, под кроватью, Марго… – прошептала мама. Мне до сих пор никогда ещё не делали успокаивающих уколов. От них в голове страшная каша. Всё кружится перед глазами, и хочется спать. Это дядя Вова попросил врача мне укол сделать, как только маме стало чуть-чуть лучше. И всё потому, что я не плакала, не дрожала от страха, не кричала. Просто сидела около кровати, держала маму за руку и не слышала, что мне говорили. Проснувшись, я встала с дивана, на цыпочках подошла к маминой кровати. На несколько секунд задержала дыхание, чтобы услышать мамино. За окном было уже светло. Значит, сегодня уже завтра. Я тихо пошла на кухню. – Я не верю, это ошибка, – донёсся до меня голос дяди Алика. Я остановилась, прислушалась. – Нет, Алик, я сам всё проверил. Это был он, – дядя Вова споткнулся, – Гаврош. Случайно всё выяснилось. На его глазах старика-армянина избивали. Гарик за него вступился. А они его… насмерть. Вот, смотри. Этот конверт старушка потом подобрала. Видишь: статья, мои фотографии. Не успел Гаврош их передать… Я тихо начала пятиться обратно в комнату. Подошла к маминой кровати, села рядом, взяла ее за руку. 12 Дядя Вова с дядей Аликом упаковывали вещи. Мама неподвижно сидела на диване и твердила, что самое главное – уложить в чемоданы все мои тёплые вещи, учебники, фотографии. Раиса Иосифовна с Гришей прибежали, когда мы уже садились в машину, чтобы ехать в аэропорт. – Все будет хорошо, Наташа, – обнимала Раиса Иосифовна маму, – всё потихоньку устроится… Господи!.. Гриша стоял рядом со мной и молчал. Вдруг он решительно протянул какую-то толстую, обёрнутую в плотную коричневую бумагу книгу: – Напиши мне, когда приедешь. Если сможешь… Машина рванула, за окном мелькнули наш дом, моё окно, Раиса Иосифовна, Гриша, вытирающий кулаком глаза. Я махнула им рукой, раскрыла лежащую на коленях книгу. «Королева Марго». Книга выскользнула из рук, упала на пол, и из неё посыпались вложенные между страницами пятирублёвки, десятки, трёшки… Мурманск – большой и очень красивый город. Нисколько не хуже Баку. Правда, здесь холоднее. Но ничего, когда-нибудь закончится зима, наступит лето, и будет тепло. Мама улыбалась дяде Вите, его жене, сыну и говорила, говорила без конца. О том, что мы, слава Богу, всё-таки уехали из Баку, вырвались живыми, и теперь у нас всё-всё будет хорошо. Просто отлично будет. Самое главное, что мы живы. Мама твердила, что климат в Мурманске просто чудесный, впервые за несколько месяцев у неё не колет сердце, не перехватывает дыхание. Вот как нам повезло! В школу меня устроил дядя Витя. На перемене меня обступили новые одноклассники и начали расспрашивать, откуда я приехала. – Из Баку? А это где, в Грузии или в Казахстане? – Здорово там у вас! Наверное, фрукты прямо на улице растут! – А когда обратно поедешь? – Как это – беженцы? Я сидела на уроках и думала о папе, сочиняла письма Грише, гадала, что сейчас делает мама… – Марго, ты только не волнуйся, – испуганно говорил дядя Витя, – маму увезли в больницу. Просто спазм. Немного подлечат, и всё будет хорошо… Я прибежала в больницу, выпросила у нянечки белый халат, полиэтиленовые бахилы на ноги и ворвалась в палату. Мама сразу заулыбалась мне притворной усталой улыбкой. – Немного сердце кольнуло, а меня сразу в больницу. Здесь врачи лучше бакинских. Очень внимательные. В школу я больше не ходила. Санитарки и медсёстры разрешали мне сидеть в палате целыми днями и даже пускали в реанимацию. Доктор объяснил, что мама, скорее всего, перенесла в Баку инфаркт. А недавний инфаркт вкупе с врождённым пороком… В общем, плохие дела. – Знаешь, что говорят французы? – спрашивала меня мама, перелистывая старую толстую тетрадку, куда много лет подряд вписывала строчки из полюбившихся книг. – «Уехать – значит немножко умереть». А я только чуть-чуть приболела. Видишь, как нам повез… О, смотри, кто к нам приехал! С порога нам улыбался дядя Вова, прижимая к груди пакет с гостинцами. Дядя Вова ловко расставил на тумбочке содержимое пакета, очистил для мамы яблоко, протянул мне бутерброд. Оказывается, он тоже решил посмотреть на Мурманск. Ведь дядя Витя уже сто лет в гости зовёт. Тут ничего. Даже замечательно. Климат хороший, и достопримечательностей много. А мама просто отлично выглядит. Явно идёт на поправку. Мама улыбалась. – Конечно, на поправку, – поддакивала она. – Я всю жизнь с этим проклятым сердцем мучилась. Врачи пугают, а я отлежусь – и снова всё хорошо. Правда, Вова? Дядя Вова убеждённо кивал, пока не пришла медсестра и не попросила его уйти. Он встал, осторожно прикоснулся губами к маминой щеке, погладил меня по плечу и пошёл к дверям. – Вова! – негромко позвала мама. Дядя Вова повернулся, в его глазах больше не было улыбки. Мама смотрела на него напряжённо, требовательно и умоляюще, её горячая рука сильно-сильно сжимала мою ладонь. – Вова! – повторила она, – Марго… – Знаю, – кивнул дядя Вова, – всё знаю, Ната. Я потому и приехал. Ты больше не волнуйся, отдыхай. Мама облегчённо вздохнула, закрыла глаза, из-под век побежали прозрачные ручейки слёз. Её рука сжимала мою ладонь. Они всё-таки дотянулись до неё. Через тысячи километров, через несколько часовых поясов, через моря и горы, снега, пески. А я даже не знаю их лиц. Видела только ботинки. Грубые чёрные ботинки, заляпанные грязью… Дядя Вова крепко обнял меня за плечи. Психиатр слушал дядю Вову, вертя в руках карандаш. – Боится оставаться в комнате одна. Не спит по ночам… Не разговаривает… Ничего не ест… Ничего не хочет… Врач вдруг поднял на меня глаза, внимательно поглядел, потом снова занялся карандашом. Дядя Вова замолчал и с надеждой посмотрел на психиатра. |