Книга Конг. Остров Черепа. Официальная новеллизация, страница 45 – Тим Леббон

– Да, – согласилась Сан. – Что по мне, то пусть бы лучше чудовища и оставались гипотетическими.

По ту сторону палубы Сливко установил поровнее портативный проигрыватель и осторожно опустил иглу на диск. Тихий шорох, потрескивание – и ночь огласилась тяжелым гитарным драйвом «Лед Зеппелин».

Марло смирно сидел, избавляясь при помощи Нивса от своей экстравагантной бороды. Музыка Сливко его совершенно не впечатлила.

– Что ж это за музыка такая? А как же свинг? Что с Бенни Гудменом ^[46]?

– Ты, отец, просто-таки путешественник во времени, – сказал Сливко. – Это же новый звук, голос нового поколения!

– Надеюсь, это корыто, которое вы называете катером, в самом деле сможет доставить нас вверх по реке, на северное побережье, за тридцать шесть часов, – озабоченно сказал Нивс. – Если не уложимся в срок, то в буквальном смысле окажемся «без весел посреди моря».

– Как-то не шибко ты похож на рискового парня, искателя приключений, – заметил Марло.

Уивер усмехнулась. Сказать такое человеку, держащему у твоего горла опасную бритву, – вот это, в самом деле, достойно рискового искателя приключений!

– Я не искатель приключений, а обычный администратор, – сварливо ответил Нивс. – А брить намного проще электробритвой!

– Электро… бритвой? – изумленно переспросил Марло. – Это как же?

Нивс в ответ лишь возвел очи горе и продолжил бритье, Сан и Брукс заговорили еще тише, и Уивер – хочешь-не хочешь – оставалось лишь вернуться к штативу, настройкам камеры и задуманному кадру.

Появления Конрада она не замечала, пока он не остановился рядом.

– Самые прекрасные места всегда опаснее всего, – сказал он, и Уивер кивнула, вспоминая недавнюю встречу с Конгом.

– Хочу снять на длинной выдержке, – пояснила она. – Вот только фонарик сломался…

Конрад щелкнул крышкой зажигалки. Уивер вздрогнула и взглянула на зажигалку, опущенную в ее ладонь. Металлический корпус украшала эмблема Королевских ВВС Великобритании.

– Спасибо. А почему Королевские ВВС?

– Это ваши репортерские штучки?

– Просто интересно, – улыбнулась Уивер.

– Отцовская, – объяснил Конрад. – Он бросил ее мне из окна вагона, уезжая бить нацистов.

– Он вернулся с войны? – спросила Уивер, но увидев, как изменилось его лицо, поняла все без слов. – Ох… простите.

Конрад взглянул на Марло. Тот все еще подвергался парикмахерским процедурам и без умолку болтал, поглощая уйму новой информации о старом мире, который покинул так давно.

– Марло очень напоминает мне его. Наверное, из-за формы. Отец был сбит где-то под Гамбургом. Пропал без вести. Я всю жизнь верил, что еще увижу его. Для меня он был мифическим героем, вроде Джона Уэйна ^[47] – высокий, плечистый, форма безукоризненна, ботинки сияют…

– Ваш отец не вернулся с той войны, и потому вы спасали сбитых пилотов на этой?

– Значит, вы не только фоторепортер, но и психоаналитик?

– Нет. Просто говорю то, что вижу в видоискатель.

– Наверное, главная подлость войны в том, что на самом деле с нее не возвращается никто, – задумчиво сказал Конрад.

– Так стоит ли все это тех денег, что вам заплатили? – спросила Уивер. Конрад нахмурился, в его взгляде мелькнуло разочарование. Впрочем, он понимал: эта женщина знает, что дело не в деньгах. – Да, я совсем забыла о скромности ваших доходов.

– А вы чувствуете настоящую жизнь, только оказавшись на волосок от смерти? – в свою очередь спросил он.

– Вы еще скажите, что хотите остаться здесь навсегда, – фыркнула Уивер. От этих слов на миг сделалось стыдно, словно она невзначай раскрыла собственную тайну. Хотелось бы ей самой остаться здесь? Вряд ли. Однако этот остров был точно наркотик – познавая его, она никак не могла остановиться.

– Нет, – ответил Конрад. – Совсем не хочу. Этот остров принадлежит Конгу.

– Верно, – согласилась Уивер, вспомнив, как стояла в тени исполина. – Нам здесь не место. Мы не имеем никакого права быть здесь.

– Значит, вся надежда на катер Марло, – подытожил Конрад.

Отвернувшись к камере, Уивер приготовилась снимать.

* * *

От усталости Ранда валился с ног. Затеянный Паккардом марш-бросок по полным опасностей, каждую секунду грозившим гибелью джунглям, оказался чертовски трудным, а ведь Ранда был куда слабее его солдат. Прежде он нередко подумывал избавиться от лишнего веса и поднабраться сил, и теперь очень жалел, что дальше благих намерений дело не пошло. Все мышцы болели, одежда насквозь промокла от пота, мозоли, синяки и царапины горели огнем. Он стоял, устало привалившись спиной к дереву, и думал, сможет ли сделать еще хоть шаг.

Присев над небольшим костерком, Паккард готовился разогревать консервы из полевых рационов. Он с самого начала объявил, что привал будет кратким. Всего лишь остановка для дозаправки…

– Что вы творите? – выдохнул Ранда. – Весь этот марш-бросок к сбитому вертолету… это же чистая блажь.

Паккард молча взглянул на него и вновь устремил взгляд в огонь.

– Спасти товарища – это понятно, но все остальное… Зачем? По-моему, добром это все не кончится.

Больше всего на свете Ранде хотелось вернуться к собственным задачам – собрать свидетельства очевидцев и прочие сведения о гигантской горилле и прочих невероятных обитателях острова и вовремя вернуться в точку эвакуации. Это было важнее всего. Успеть убраться с этого острова и поведать о своих находках миру…

И продолжать дело «Монарха».

– Кому не нравится мое руководство – выход там, – сказал Паккард, махнув рукой в темные заросли и даже не подняв взгляда.

Ранда вздохнул и устало прикрыл глаза. Продолжать разговор не имело смысла. Уж лучше в полной мере использовать недолгий привал для восстановления сил.

В свете восходящего солнца выброшенный на берег пароход уже не казался грудой хлама. Скорее, он выглядел частью острова. Корабль словно принадлежал к этому месту с начала времен – вырос из песка и камня, а вовсе не был вместилищем несчастья и смерти, занесенным на остров с мертвой или обреченной на гибель командой на борту. Этот вариант, несмотря на всю его фантастичность, нравился Конраду намного больше. Лежащий на земле пароход был прекрасен, и даже дыры в изъеденной временем обшивке, сквозь которые внутрь проникал свет занимавшейся зари, казалось, были всегда – каждая на своем месте.