Книга Концерт для баяна с барабаном, страница 17 – Анна Вербовская

— Что?

— Какой список? Список чего? Конкретизируй.

Чего тут конкретизировать? Бабушка, дядя Лёня. Ну ещё тётя Лида с дядей Сёмой. И мамина троюродная сестра Александра. Всё как обычно.

— Ну? — не сдаётся папа. — «Список…», ну? Кого?

— Ну… этих… как их… список гостей.

— Гостей! — усмехается папа саркастической усмешкой Мефистофеля. — Гости глодают кости!

— Да? — удивляется Костик.

Только что гости были главным украшением. Теперь они глодают кости. Вечно у папы так.

— У тебя же не просто день рождения!

— А что?

— Ю! БИ!! ЛЕЙ!!!

— И что?

— На юбилее не просто гости, а… а… а…

Ну вот. И гости уже не гости. Сам бы определился…

— М-м-м… не гости, а… как бы их назвать? …приглашённые? скучно… визитёры? официально…

Папа беспомощно щёлкает в воздухе пальцами. Его блуждающий взгляд утыкается в окно, стекленеет. Там, за окном, шумит вокзал, свистят электрички, из почек вырываются листья. А здесь юбилей. И гости. И бог весть что.

— Посетители? — бормочет папа, — чаепители? …подаркодарители?

… тортопоедатели? Боже мой!

— Боже мой! Я там кручусь на кухне, а они тут…

Мама влетает в комнату в фартуке, с полотенцем через плечо и горящими, как газовые конфорки, глазами.

— А мы тут вот!

Костик выставляет свой лист перед мамой, как щит.

— Список, — читает мама. — Список чего?

— То-то и оно, — в голосе папы слышится плохо скрываемое раздражение, — что мы не знаем!

— Не знаете?!

— Мы не знаем, — уточняет Костик, — как это называется!

— Что называется?

— Ну… эти… люди, которые приходят…

— Куда приходят?

— В гости.

— Так и называются — гости.

— Ха-ха! — папа снова превращается в Мефистофеля. — Гости приходят в гости!

— И глодают кости! — напоминает ему Костик.

— А кто ж тогда?

— Вот! — торжествует папа. — И мы не знаем!

— Господи! При чём тут гости… то есть люди, которые глодают… Куда они вообще приходят-то?

— К нашему мальчику, — кивает папа в сторону виновника предстоящего торжества. — На Ю! БИ!! ЛЕЙ!!!

— С ума сошли? У нашего мальчика юбилей через полгода. Осенью! А на дворе весна!

— Юбилей — дело ответственное, — обиженно вскидывает голову папа (в этом вопросе у него явное преимущество: у папы за плечами юбилеев целых четыре, а у мамы всего-навсего три). — К юбилею надо готовиться капитально.

Капитально? Вот те на! Значит, юбилей — это что-то вроде капитального ремонта.

— Ну и готовьтесь!

— Как?! Мы не можем озаглавить список!

— Буквоед! — говорит мама.

Она всегда так папу называет. Буквоедом. Хотя папа больше всего любит есть винегрет и простоквашу.

— Да какая разница… Ну, назовите «Друзья юбиляра», — мама перекидывает полотенце на другое плечо и спешит на кухню. Долго раздумывать ей некогда, у неё подгорают котлеты.

Всё-таки наша мама — гений. Хотя по ней и не очень заметно, — шепчет папа Костику в ухо. — Друзья юбиляра! Это ж надо! И почему не я это придумал?! Давай теперь определяйся. У тебя осталось мало времени. Жалкие полгода.

…Папа как в воду глядел. Полгода пронеслись как одно мгновение. Пыльное, жаркое лето сменило нежную, прозрачную весну. Три месяца каникул тянулись долго, а пролетели быстро. Лето устало от самого себя, позолотило листья берёз и принялось швырять их на землю. Пошли дожди. Началась осень, а вместе с ней — учебный год.

Всё это время Костик терпеливо выполнял папино указание. Определялся с друзьями. И когда ездил к дяде Толе в Карпогоры, определялся. И в лагере на Чёрном море. И в деревне у бабы Шуры. Как говорила мама — седьмой воды на киселе.

— Противный у тебя кисель, — говорил Костик бабе Шуре и взлетал от неё на чердак.

Баба Шура пыхтела папиросой, помешивала свой кисель и грозила ему снизу клюкой. А Костик зарывался в сено и тосковал, терзая и комкая свой список.

Весь август он просидел один в пустом городе. Скучал, зубрил правила по русскому и изредка выползал во двор глотнуть перегретого воздуха.

И определялся как сумасшедший. Вписывал, вычёркивал, вписывал, вычёркивал, вписывал…

Сейчас потрёпанный и затёртый листок с друзьями, как всегда, лежал перед Костиком. Два неровных столбика толкались и налезали друг на друга. Многие имена были нещадно вымараны, перечёркнуты, вписаны заново и снова вымараны… Сверху коряво выплясывали альтернативные кандидатуры. Некоторые из них в свою очередь были жирно замазаны фломастером.

Первым среди друзей значился Бубенцов.

— Про меня не забудь, понял? — предупредил Бубенцов, когда Костик проболтался во дворе про грядущий юбилей. — Знаешь, кто лучший друг всех юбиляров?

Массивный, ободранный на костяшках кулак стал весомым приложением к его словам.

— И учти: пироги я люблю с вареньем, а торт — хрустящий такой и с орехами.

Костик обещал учесть, хотя и не был уверен, что мама будет в восторге.

За Бубенцовым — очкарик Шишков. Вот бы Костику очки! Был бы такой же умный. Костик даже пробовал тайком носить папины. Глаза разболелись, а ума не прибавилось. Странная штука! Может, дело и не в очках вовсе? А в росте? Или выражении лица? Костик делал скорбную мину и вставал на цыпочки. Безрезультатно. Пришлось включить Шишкова в список. А то в среду контрольная по математике… а в четверг диктант… и в пятницу что-нибудь ещё.

После Шишкова — вычеркнутый Макс Каледин. С ним Костик поссорился до конца жизни в позапрошлый понедельник. Правда, в позапрошлый вторник помирился. И вписал снова. А в прошлый понедельник опять вычеркнул. И в прошлый вторник вписал. Сегодня опять был понедельник. Судьба Каледина висела на волоске.

Потом — Денис с говорящей фамилией. Смехачёв. Копилка анекдотов.

Особенно про этого… ха-ха-ха… как там его?.. Васеньку… Володеньку… нет… как его… Вообще-то, у Костика анекдоты в голове не задерживаются. Наверное, потому, что голова у Костика дырявая и без очков. Но дело, конечно, не в анекдотах. Анекдоты — пустяки. А вот частушки… особенно вот эта… как её… «Ты кака, а я какой, на каку нарвалсы…» — ну и так далее… На всё лето Смехачёва отправляют в деревню к прабабушке. Он И приобщается там к народной культуре. Пропитывается фольклором насквозь. Без такого человека любой юбилей не юбилей, а так… поминки.