Онлайн книга «Крымская война. Попутчики»
|
«Алмаз» с миноносцем ворвутся в походные колонны транспортов, как волки в овчарню. Пушки Канэ уверенно кладут снаряды в цель прямой наводкой с полутора-двух километров. Это будет не бой, а бойня. Если... если только корабли охранения маневренные, хоть и тихоходные, не прижмут нас к линейному ордеру. Чугунные ядра способны натворить бед, если угодят с трех-четырех кабельтовых в небронированный корпус бывшей яхты или миноносца. Дымный порох в круглой бомбе много слабее начинки осколочно-фугасного снаряда, но ведь и такой взрыв разбрасывает во все стороны острые, как бритва, чугунные осколки. Они калечат механизмы, дробят в стеклянную пыль линзы прицелов и дальномеров, выкашивают расчеты, прикрытые лишь парусиновыми обвесами. С расстояния в несколько миль даже самый внимательный наблюдатель, вооруженный отменной цейсовской оптикой, не сразу разглядит выросший у форштевня бурун – точное указание на то, что корабль резко увеличил скорость. «Воздушному» зрителю корабли кажутся неподвижными, и далеко не всякий сможет верно определить курс цели. И если прозевать момент поворота, не уловить прироста скорости - дистанция между загонщиком и добычей начнет быстро сокращаться. А «длинная» тридцатидвухфунтовка, каких немало на английских кораблях, на предельном возвышении бросает ядро на милю с лишним. Да, попасть на таком расстоянии - задачка из области ненаучной фантастики, но английские артиллеристы умеют пользоваться квадрантами, кому-то из них может повезти. Чтобы этого не допустить и нужен Лобанов-Ростовский с его «Кенвудом». Прапорщик полтора года летает с Марченко; он умеет определять и скорость, и курс с любого ракурса, на запредельной для других летнабов дистанции. Но... море сплошь покрыто британскими кораблями; матросы на них бесстрашны и умелы, и приказы им отдают лучшие военные моряки на свете - офицеры Королевского Флота. И пусть против них играют пятьдесят лет технического прогресса - горько пожалеет тот, кто недооценит такого врага. Корветы и пароходофрегаты Роял Нэви сделают все, чтобы поймать наглецов в перекрестия своих курсов, и только от прапорщика, что сидит сейчас на левом сиденье, зависит, получится это у них, или нет. *** - Лево десять! - Есть лево десять! - отозвался рулевой и закрутил штурвальное колесо. Латунный обруч, начищенный до зеркального блеска, обдал людей на мостике солнечными зайчиками. - Руль лево десять! - Как катимся? - Медленно влево! Я вгляделся в горизонт, отыскивая хотя бы самую мелкую зацепку. К примеру, вон то облачко... Бушприт и правда сместился влево - еле-еле заметно. - Отводить! - Есть отводить! - лакированные спицы замелькали в обратную сторону. - Руль прямо! - Как на румбе? Рулевой сощурился на картушку компаса: - На румбе тридцать шесть! - Так держать! - Есть так держать! Зарин выдернул из амбушюра кожаную пробку: - Машинное! Держать три четверти! В переговорной трубе заклокотало, захрипело. Командир крейсера удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне: - Голубчик Сергей Борисыч, что у летунов? Я зашарил на поясе, нащупывая рацию. Неудобно-то как: засмотрелся на военно-морские экзерциции, а о своих обязанностях забыл. - Тридцать второй, я «Алмаз», доложите, прием! - Я тридцать второй, взлетели, идем к вам. Встречайте! Голос Лобанова-Ростовского звучал громко, отчетливо. Я собрался повторить доклад, но Зарин отмахнулся: не надо мол, сам слышал. Разведчик появился минут через семь. Прошел над самыми мачтами, дважды качнул плоскостями - желтый перкаль насквозь пронизывали лучи утреннего солнца. Летнаб засемафорил шлемом, Зарин помахал в ответ. Гидроплан задрал нос и полез вверх, уменьшаясь до размеров шмеля... мухи... звенящей точки... Я проводил его взглядом. Сегодня князь летит с Марченко, на их аппарате. Фон Эссен возглавит ударное звено - три М-5 с бомбами и пулеметами: номер девять мичмана Цивинского; Корнилович, который летит на аппарате покалеченного Качинского, и собственный Эссена, «тридцать седьмой». Никто, ясное дело, не ждет, что авиаторы перетопят пол-эскадры: при Зонгулдаке из трехсот разнокалиберных гостинцев в корабли попало только три. А вот устроить сумятицу в походных колоннах - это сколько угодно, это запросто. Десятки пароходов, за каждым по два-три парусника на буксире; при некотором везении каша получится знатная. Марченко с Лобановым-Ростовским предстояло как минимум, три вылета, и все без бомб. Впрочем, я не сомневался, что своенравный князь прихватит свой драгоценный «Льюис». Эссен, по моему совету, оставил одну из машин на авиатендере, чтобы экипаж «тридцать второй» мог, истратив горючку, немедленно вылетать, а не ждать, пока мотористы заправят и обнюхают их собственный аппарат. Ну не верю я, что капризные «Гномы» осилят два вылета подряд, без минимальной профилактики! Да, этой парочке придется несладко; а что делать, не менять же в разгар боя экипаж разведчика? Пока пилот сориентируется, пока поймет, где транспорта, а где ордер прикрытия, где французы, а где британские корабли... *** - Вот и они, судари мои... - произнес командир «Алмаза». - Что ж, еще полчаса, много три четверти, и сможем поприветствовать господ союзников. Узкая полоса над самым горизонтом наливалась неопрятной чернотой. Это дымили сотни труб - британских, французских, турецких. Черноморское небо пятнала сажа кардифа, сгорающего в топках пароходофрегатов, винтовых линкоров и транспортов, груженых так, что они сидят по самую ватерлинию. Снова ожила рация: - Алмаз, я тридцать второй. К осту двадцать восемь по вашему курсу, миль семь - трехмачтовое судно. Идет под парами, пушки на палубе. Я выкрутил регулятор громкости до упора, и теперь доклады Лобанова-Ростовского слышали все на мостике. - Отлично! - Зарин заулыбался, потирая мясистые ладони. - Это фрегат или корвет охранения; примем к осту, обойдем. Незачем нам с ним сейчас бодаться. Сергей Борисыч, пусть глянут, что у нас слева по курсу? Я отжал тангенту: - Тридцать второй, это «Алмаз». Сместитесь к запа… к весту, мили на три, осмотритесь. Как поняли, прием? - «Алмаз», тридцать второй вас по... Ответ прапорщика заглушила трель горна; ее подхватили боцманские дудки и колокола громкого боя. Сразу сделалось шумно и тесно, но лишь на несколько мгновений. Заскрежетали запорные ручки, залязгали броняги и крышки иллюминаторов. Расчеты разлетелись по плутонгам, по всему кораблю вновь воцарился торжественный, строгий предбоевой порядок. А горн заливался: Наступил нынче час, Когда каждый из нас Должен честно свой выполнить долг... |