Онлайн книга «Виденное наяву»
|
– Ну, вот, – раздался ее вполне серьезный голосок, она не смеялась надо мной, она мне сочувствовала. – А ты теперь всегда будешь стоять на моих сапогах? Я скосил глаза вниз и увидел, что мои пропыленные, босые пятки прямо вросли в ее золотые сапожки. – Спасибо, Волик, ты лучший конь на свете, и я тебя люблю! Данке-шен! Волик издал негромкий довольный звук, вроде коротенького ржанья, и шумно, прерывисто вздохнул, словно ребенок во сне. – Он ведь тоже волновался, – сказала девочка, отодвинула меня чуть в сторону, ведь я уже сидел в седле впереди нее, дотянулась до лошадиной морды и потрепала Волика кончиками пальцев по щеке. Волик оскалился, словно улыбнулся, и повернул назад морду. А девочка вынула что-то из кармана и, навалившись мне на спину, так что я почувствовал все ее тепло, а ее щека коснулась моего уха, дотянулась до лошадиных губ. Волик тряхнул гривой и захрустел. – Что ты ему дала? – спросил я. По-моему, это были мои первые слова, которые я, уже спасенный, смог произнести. – Морковку. Он сказал няне, что это для него самый мед. – Он сказал? – Он, глупый ты мальчик, конечно, он. – У тебя есть няня? – Мне что-то стало обидно, и я перевел разговор. – Есть. – И у меня есть. А как тебя зовут? – У меня много имен. Дома – Елочка, во дворе – Ела. На работе – Иоланта. – Ух ты! На какой работе? – В цирке. Я – Труцци. – Ну да! И что ты делаешь? – Мы работаем с Воликом. Вольтиж. – Это что? – Ну, всякие номера. В седле. На рыси. На ходу. Она вскочила на ноги в седле, натянула повод над моей головой, подняла стек. Волик послушно вздрогнул и пустился небыстрой рысью, выбрасывая передние ноги. А она – я этого не видел, потому что не решался обернуться назад, но чувствовал, – она стала позади меня на руки и перекувырнулась вперед, так что я оказался у нее между коленками. И дух захватило у меня от восторга и какой-то телесной радости. – А тебя как зовут? – спросила она, не отстраняясь от моей спины. – Сима. – Это женское имя, у нас костюмерша Сима. – Мужское имя тоже. – Мне нередко приходилось отвечать на этот вопрос. – У меня есть знакомый мальчик, которого зовут Мура, а еще я знаю одного по имени Люся, только он уже взрослый. Потом есть Эля, потом Вика… Да мало ли! – Понятно, – сказала она, помолчав. Мы уже доехали до опушки леса по дороге, ведущей на станцию Раздоры. Справа, за соснами, проглядывал коричневый деревянный женский монастырь. – И кто ты? Как ты сказала? Вы из Турции? – Нет, мы – Труцци. Это наша фамилия. – А-а-а. – Вот тебе и «а». Да мы все, и папочка, и мама, и брат мой – мы все из цирка. Мы – Труцци! Слушай, а ты правда меньше пуда? – Конечно, правда. Меня вешали в Москве перед отъездом. Чуть-чуть не хватает. – Честное благородное слово? – Честное… – Это, конечно, хорошо. Легко работать с таким весом. – Что работать? – Что хочешь, хоть прыжки, хоть темповые, хоть силовые… – Какие силовые? – Ну, стойку жать в седле или махануть прыжком в седло. Схватиться кистью за луку и с манежа в седло – раз! Понятно? Наверно, выражение моего лица было красноречивей слов. – Оттолкнуться двумя ногами, почувствовать ритм коня и – раз! – Ладно, – сказал я. – А за какой лук надо хвататься? – Правду твой дед говорит, болван и есть! – Ну за что ты меня? Не знаю я, и все! За что надо хвататься? – Если бы ты сидел передо мной не как мешок с опилками, я бы тебе показала. Лука, – она рассмеялась уже миролюбиво, – это вот перед седла… «Да, характер у нее, наверно, тот еще, – подумал я, – с такими опасно связываться». – Ну? – спросил я. – Дуги гну, – ответила она, – вот, гляди. – Она протянула руку и, скользнув по моему бедру, привычным движением впилась пальцами в бугор седла, тот, что поднимается как раз за лошадиной шеей. Я чуть не умер от неловкости, ведь бугорок этот оказался как раз у меня между коленками, если не сказать, между ногами. Но ей было хоть бы что! – Видишь? – спросила она. Я мотнул головой. – А темповые – это когда надо спрыгнуть на арену, пробежать несколько шагов вровень с Воликом, а он хитрый, все глазом назад косится, поспеваю ли я, и раз! Прыжок. И два!.. Ты в седле. – Брось… – Хоть брось, хоть подними, а так. И я понял, что так оно и есть. Я ей жутко завидовал. И тогда во мне забурлило желание ее тоже чем-то удивить. – А вот я могу очень быстро бегать. Одна девочка сказала, что я бегу, как стрела, выпущенная из лука. – А может, она и не быстро летит? Откуда эта девочка знает, как летают стрелы? Что она, видела, да? – Да ты что? Стрелу можно даже не видеть, а знать. И все! – И вовсе не все. – А кроме того, я могу пролезать сквозь крокетную дужку. – Я решил снять тему и выложил свой главный козырь. – Ну и врешь! – она от ярости даже запыхтела, до того возненавидела ту девочку, что сравнила меня со стрелой, выпущенной из лука. – Болтушка она. – Ну и не вру! Спорим, что не вру. – А на что? – На что хочешь. Хоть на американку. – Давай! Только без поцелуев. – Я вообще не терплю целоваться, – сказал я, вспомнив, как меня однажды поцеловала какими-то мокрыми губами одна тетка. И я целый день потом отплеваться не мог, все время чувствовал во рту чужие слюни. – А я очень люблю и всегда целуюсь. А ты дурак! – С кем это? – С кем хочешь, хоть с Воликом! – С лошадью? – Я вдруг представил себе такой поцелуй и был очень огорчен ее признанием. – А что? Знаешь, какой у него нос бархатный-бархатный?.. Прямо между ноздрями и чмок! – Не поверю! – у меня по отношению к ней вдруг стало возникать какое-то ревнивое чувство, комплекс какой-то, как теперь говорят. И мне стало неприятно, что ее рука продолжала держаться за эту самую луку и лежать на моем бедре. Я с неприязнью пошевелил ногой. – Не дергайся, сиди спокойно, – сказала она строго. – А то еще шандарахнешься, того гляди. Отвечай за тебя. – А с тебя никто и не спросит, – сказал я тоже строго. – Дед, наверное, даже рад будет. |