
Онлайн книга «Бега»
![]() С базы его путь лежал в Лужники. Возле касс стадиона бушевали поклонники бразильской системы. Им хотелось увидеть живого Пеле. Но для этого надо было пробиться сквозь железные ворота и кордон цепких контролеров. Гурий Михайлович презирал футбол. Но не будучи знаком с системой бразильской, он прекрасно усвоил свою собственную. Порывшись под сиденьем; он выставил на ветровое стекло замызганную картонку «Проезд всюду», набрал скорость и распечатал ворота проворней всякого Пеле. В кассы Гурий Михайлович проник с глубокого тыла. Отыскав потайную дверцу, он просунул туда дюжину банок с лаком, получил столько же сиреневых билетов и, распихивая радиатором поклонников Пеле, помчался в ГАИ. — Здоровеньки булы! — закричал он, заходя в комнату, увешанную семафорными плакатами и фотографиями автомашин всмятку. — Категорически приветствую вас, товарищ Кандыба! — А, явился, «писатель», — неуважительно откликнулся капитан Кандыба. — Ну где же статья «Кандыба зорок»? Где книга «На красный свет»? — Ай, ай! — покачал головой Гурий Михайлович. — Совсем издергали человека аварии. Ну разве так можно? И железные нервы отдыха требуют… Сходили бы вечерком на футбол, посмотрели бразильцев, а? — Бразильцев? — сказал Кандыба, собирая воедино всю накопленную на дорогах иронию. — Неужто и это можешь? Трепач ты, Гурий Михайлович! И кто тебя только за язык тянет? Гурий Михайлович тяжело задышал носом и отступил на шаг, чтобы лучше было видно, как он обижен. Закончив сцену, он молча положил на стол два сиреневых билета и потащился к выходу. При этом он еще нервно дергал плечами, как бы силясь встряхнуть незаслуженно взваленные на него упреки. — Погоди, Гурий Михайлович, — засмущался Кандыба. — Деньги-то за билеты получи. — Отношения дороже денег! — сдавленно и в то же время возвышенно сказал Белявский. — Я к вам всей душой, а вы?.. Кандыбе сделалось стыдно. — А я что? Без души, что ли? Белявский проворно вернулся и лег животом на капитанский стол. — Знаете, что говорит моя жена? — сказал он, лучась печалью. — Ты умрешь, говорит, Гурий, в чужой приемной по чужому делу. — Ну вот… «умру». Скажешь же такое!.. — И скажу. Прямо. По-мужски. Верните, товарищ Кандыба, права автолюбителям Лесипедову и Эльдовичу. Кандыба опешил. — Я пишу о них в книге «На красный свет», — поспешно добавил Белявский. — И потом они оба рабкоры, друзья газеты. — Да, но реакция Рапопорта показа… — Это все в прошлом, — нежно перебил Белявский. — Они оба на антабусе. Крепко лечатся наши газетные друзья. К слову, вам не нужна путевка в Кисловодск?.. Через сорок минут Гурий Михайлович прибыл на бумажный склад. — В ножки кланяйтесь Белявскому! — закричал он, размахивая автоправами. — Без меня, Эльдович, вы имели бы только право на труд да на отдых! С этими словами он запрятал права в карман и отдал их не раньше, чем издательству «Сила» отгрузили три тонны бумаги. Теперь можно было заключать договор. Изголодавшаяся по бумаге «Сила» устоять не могла. С трудом нацарапав свою фамилию и получив аванс, Гурий Михайлович Белявский, именуемый впредь автором, поехал на улицу Карпеля. Во дворе семиэтажного дома он нырнул в темный, пропахший сыром «Рокфор» подвал, пошарил по карманам, но спичек не нашел и ощупью, пачкаясь о стены, стал пробираться вглубь. Наконец он нащупал в темноте ручку, потянул дверь на себя и оказался в сыром подземелье. Комната была мрачная, узкая, с холодными панцирными стенами и террариумными окнами, выходившими во двор. Сдавалось, здесь держат не мастерскую художника, а питона. Посреди комнаты нагишом по пояс сидел рыжий всклокоченный художник Тарабукин. Его тело, казалось, было опутано медной проволокой, а из-под мышек били огненные вулканчики. Художник макал булку в банку со шпротами и бормотал что-то про себя. В своем подвале он одичал окончательно. ![]() — Честь праце! — сказал Белявский развязно. — Чего, чего?! — сказал Тарабукин, смахивая с бороды шпротные хвосты. — Куй железо, не отходя от кассы, — вольно перевел Белявский. — Ну, как заказец? — Вон в углу, — кивнул Тарабукин. — А подлинник возле батарей. Белявский перенес оба холста поближе к окошку, поставил рядом и, полюбовавшись, сказал: — Вот это вещь! Ни в жизнь не отличишь… Да, Федя, твой талант заслуживает. Будет тебе мастерская, клянусь! Не хуже чем у Сипуна, поверь мне. — Смотри, Гурий, — пригрозил Тарабукин. — У меня терпение на исходе. Больше ждать не буду. — И не надо! — поддержал Белявский. — Я с утра звонил Антону Пахомовичу. Все в поряде — он уже подписал. Федя смягчился, надел рубашку и, проводив гостя до машины, помог ему погрузить картины. Белявский поехал в комиссионный магазин, а оттуда уже на свою внештатную службу в газету «Художественные промыслы». Едва он показался в коридоре редакции, как на него посыпались просьбы и пожелания. Гурий внимал и обещал прямо на ходу. Он спешил в комнату № 8, где закомплексованный Кытин писал ему книгу «На красный свет». За это Кытину была обещана квартира в историческом центре города с видом на тихий сквер. — Ну как? Закончил? — поинтересовался Белявский. — Вчера ночью, — сказал Кытин. Он с усилием распрямил затекшую спину и поднял на Гурия Михайловича бледное измученное лицо. — Молодцом! — повалил Белявский и поставил на стол банку с лаком. — Вот, держи к новоселью. Кытин, однако, на банку не взглянул, а рукопись прижал локтями. — Не дам, — сказал он патефонным голосом. — Но, но, Витюня! Что за шутки? — Это не шутки! Полгода вы меня кормите «завтрами». Я позеленел от вашего «Красного света». А что толку? Все, что пока у меня есть, это Омар Хайям и комплекс… — Но, Витюня, имей же терпение! Пойми, чудак, я могу тебе сделать хоть завтра. Но только в панельном доме… — Ничего, я согласен в панельном. — Да там же потолки! — Гурий Михайлович положил себе ладонь на голову и пригнулся. — Повеситься по-человечески нельзя. — Вот и прекрасно! Я жить хочу, — заупрямился Кытин. — Ну смотри! Ловлю на слове. Гурий Михайлович потеснил Кытина от телефона и, сделавшись озабоченным, набрал пять цифр наугад. — Катюша, — сказал он интимно. — Это Гурий Михайлович. Что, Антон Пахомыч закончил совещание?.. Тогда соедини… |