Онлайн книга «Ежевичная водка для разбитого сердца»
|
– Она плачет, потому что я завтра уезжаю, – объяснила я. – И мне, и мне грустно! Ной подбежал и обнял нас обеих, как мог, своими ручонками, отчего Катрин зарыдала еще пуще. – Это слишком, ну просто слишком бурно, – повторил вслед за мной Никола. – Да, но это же Кэт, – сказала я. – Иди лучше тоже к нам. – Нет! – Пап, иди к нам! – крикнул Ной, зарывшись головой под наши четыре груди. – Это смешно, – проворчал Никола, подходя. – Это просто смешно. Но он тоже обнял нас, и мы постояли так, пока плач Катрин не перешел в смех. Назавтра около шести часов Максим и Эмилио поставили лаковый секретер в комнату, ставшую отныне моим кабинетом. Это была последняя поездка – квартира имела вид временного лагеря, но она была уже вполне жилой и благодаря вечернему солнцу, вливавшемуся в многочисленные окна, теплой. Полдня я кружила вокруг Максима, точно встревоженный зверек, пока он не сжалился надо мной и не сказал: – Я прочел твои тексты, Жен. И я не знаю, чего ты ждешь. – Это плохие тексты? Почему ты так говоришь? – Потому что ты пишешь хорошо. И если это плохие тексты, то уж не знаю, каковы хорошие. Я посмотрела на него. Мне одновременно хотелось узнать больше и остаться на этой прекрасной ноте. Я, конечно, подозревала, что он кривит душой или, по крайней мере, преувеличивает, но была так довольна и чувствовала такое освобождение – ведь кто-то наконец прочел мои тексты! – что исполнила танец в еще пустой квартире, как раз когда вошел Эмилио с огромным скатанным ковром на плече. – Мы еще поговорим об этом, если ты захочешь, – сказал мне Максим. И я кивнула, но для меня это уже не имело значения: кто-то прочел мои тексты, они наконец-то существуют не только для меня. – Когда ты захочешь, – ответила я Максиму, продолжая пританцовывать. Эмилио положил ковер и присоединился ко мне, исполнив крайне неизящную хореографию, навеянную Голливудом. Идеальная пара зашла к нам позже удостовериться, что все в моем вкусе. Что я могла сказать? Стены были заново покрашены, деревянные панели начищены, а кухня и ванная отдраены, казалось, зубной щеткой. Какие домовладельцы проявляют такое рвение, принимая нового жильца? – Что-то тут не так, – смеясь, сказал мне Максим. – Слишком идеально… Даже подозрительно. Отличная завязка для моего нового романа, кстати. Я пожала плечами, а Эмилио принялся развивать мысль – он тоже решил стать автором детективов и весь день проверял свои задумки на Максиме. – Десять человек на острове, о’кей, Массимо? У каждого есть грех на совести, и вот они умирают один за другим… Максим посмотрел на меня: – Он издевается? – Не думаю… Но обескуражить Эмилио было не так просто, и он продолжал атаку на Максима, перебрав почти все романы Агаты Кристи. Максим принял игру и предлагал идеи, которые Эмилио систематически отвергал. – Герой – молодой иностранец коммунистических убеждений, и он… – Очень хорошо! – одобрял Эмилио. – …найден мертвым в своей ванной. – Нет, плохо, Массимо, очень, очень плохо. Так они продолжали весь день, прерываясь только на споры о политике, столь же пылкие, сколь и абсурдные: Максим шел наперекор Эмилио во всем, с удовольствием играя «адвоката дьявола». Эмилио, у которого дела с логикой обстояли не лучшим образом, путался, противоречил сам себе, злился и заканчивал криком: – Надо негодовать, ясно? Всегда надо негодовать! Я приехал сюда с одной футболкой и моим негодованием. Все остальное пусть идет к чертям, но моя футболка при мне и мое негодование при мне! – Вот тут мы согласны, мой Эмиль. За негодование! – говорил Максим, и они, смеясь, чокались. – И за твою футболку. И они снова чокались. Они все еще чокались, когда мы сели на балконе, где идеальная пара поставила миниатюрный садовый гарнитур в подарок на новоселье («Что-то не так», – повторил Максим). Большой клен, дающий летом благодатную тень, уже выпустил почки. – Здорово, правда? – сказала я. – Классно, – подтвердил Максим. – А как здесь много места, – заметил Эмилио. – Даже не думай. – Договоримся, Йенебьеба. Я не думаю, а ты подумай. Он подмигнул мне. Он шутил, но я знала, что в каждой шутке есть доля правды. Он так достал домовладельца, что тот твердо решил выставить его за дверь, и это ему удалось после судебной мини-саги, все перипетии которой мы знали до мелочей. А Эмилио твердил, что канадское правосудие продажно и пристрастно, не в пример правосудию его страны! Послушать его, там карали правонарушителей, посылая им цветы и воздвигая памятники. – Серьезно, – сказал ему Максим, – что ты будешь делать? Через сколько он тебя выставит? – Dos meses… [63] – вздохнул Эмилио. – У тебя есть план? – Нет. Но надо верить, и жизнь покажет, вот так. Он зажмурился и улыбнулся солнечным лучам, еще пробивавшимся сквозь ветви клена. Максим повернулся ко мне, взглядом спрашивая, всерьез ли говорит Эмилио, и я кивнула, на что он ответил, восхищенно округлив губы и крепко хлопнув Эмилио по спине: – Горячий ты парень, мой Эмиль. – Sí. Даже слишком caliente [64] для этого города. – Ты уедешь? – встревожилась я. Жизнь без Эмилио – все равно что жаркое без перца. – Не знаю, – сказал Эмилио. – Уже скоро два года я здесь… Есть много мест на свете, куда мне хочется… – Но Ной будет горевать! – Ах, Ной… Я вернусь. А он, когда вырастет, приедет ко мне. Мы будем вместе делать революции повсюду. Я обняла его за плечи и звонко поцеловала в щеку. Через полчаса он поднялся, вдруг определив по косым солнечным лучам, что опаздывает на галантное свидание. – Студентка, будущий антрополог, – сказал он, многозначительно поглядывая на Максима. – Тебе, наверно, подцепить будущего антрополога – раз плюнуть… так нечестно, – сказала я ему. Эмилио от души рассмеялся и ушел, пообещав прийти на следующей неделе на новоселье, которое было на самом деле лишь поводом лишний раз выпить с друзьями. – Чертовски славный парень, – сказал Максим. Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся за углом. – Почему Катрин не захотела?.. – У Катрин мания такая – ничего не хотеть. Как только хоть чуть-чуть что-то может получиться, ее это перестает интересовать. |