Книга Роман потерь, страница 48 – Джулит Джедамус

Я сгорала от желания прочитать письмо, но заставила себя отложить его в сторону. Если я вскрою письмо в присутствии Даинагон, она слишком много поймет по моему лицу. Тайны моего сердца открыты ей, она читает мои мысли так же легко и просто, как Масато — скрытые под покровами тайны.

— Итак, это от вашего юного поклонника, — сказала она. — Я слышала о нем.

От кого? Значит, за мной наблюдают, как за блуждающей звездой. Это не радует. Что если кто-то узнал о наших свиданиях в Хаседере и на водопадах Отовы? Что если они подслушали наши секретные беседы в моих комнатах?

Я боялась за него. Если мне эти разговоры могли принести мало пользы, то ему еще меньше. Ничего хорошего, если его имя начнут связывать с моим.

Однако я испытывала некоторое удовлетворение от мысли, что Даинагон услышала о нем. Мне доставляло удовольствие говорить о нем намеками, чувствовать его присутствие в оттенках цветов рядом с собой.

— Он вовсе не поклонник, — запротестовала я. — Вы не должны говорить о нем в таком тоне.

— Но вы любите его.

— Да. — С каким удовольствием я это произнесла, с удовольствием, в котором я призналась только себе самой.

— Любя его, вы должны его защитить.

— От кого? — спросила я, зная ответ.

— От себя самой.

— Неужели я так опасна? — Это была правда, но услышать ее от Даинагон оказалось больно.

— Он молодой человек, только начинающий делать карьеру.

— Он не такой честолюбивый, как некоторые мужчины.

— Я знаю, — сказала она. — Это редкость, чтобы человек его положения тратил время с предсказателями.

— Он не предсказатель будущего. Он ученый. Он учился в Китае.

Даинагон засмеялась.

— Да? А зачем? Ну, во всяком случае, он может стремиться получить подходящую должность. А вы, — добавила она, хлопнув меня веером по руке, — не должны ему мешать.

— Почему бы я стала ему мешать?

Она посерьезнела.

— Вы, может быть, и нет. Но слухи о вас ему помешают.

— Какие слухи?

Она понизила голос.

— Ходят разговоры, что вы и он вмешиваетесь в чужие дела с помощью книги о магии.

Изуми распустила этот слух, у меня не было сомнений. Должно быть, она слышала о моих встречах с Масато и связала его имя с «Книгой перемен». Какую ошибку я совершила, придя к ней с этой книгой! Неужели ей могло прийти в голову, что Масато уговорил меня отправить книгу Канецуке? С какой целью?

— Мы не вмешивались в чужие дела ни при помощи чего-то, ни при помощи кого-то, — сказала я. — Мы говорили только о том, что касается нас.

— Но слухи…

Я прервала ее, не дав закончить:

— А вот они меня не касаются. — Но это не было правдой.

— Коснутся, если причинят ему вред. — Она поднялась и пристально посмотрела на меня. — Я советовала вам выразить симпатию Изуми. Вы этого не сделали, и вам придется принять последствия. Она будет вредить ему, так же как вредит сейчас вам, если сможет.

Даинагон была права. При этой мысли я задрожала.

— Что мне делать? — спросила я.

— Порвать с ним, — ответила она, — по крайней мере, на время. И таким образом лишить Изуми возможности навредить ему.

— Если то, что вы сказали, правда, она уже сделала это.

— Вот почему я говорю сейчас с вами. — Она взяла меня за руку. — Порвите с ним. Если вы любите его, вы его оставите.

Я опустила руку и повернулась лицом к стене.

— Я хочу побыть одна, — сказала я и услышала удаляющийся шум ее одежд.

Я неподвижно сидела в своей комнате, до тех пор пока не стало так темно, что я едва различала лежавшее рядом письмо.

Неужели я такая испорченная, что разрушаю все, к чему прикасаюсь? Следует ли мне украсить себя ивовыми прутьями, чтобы отогнать тех ослепленных, кто еще не осознал моей порочности? Должна ли я закутать свое тело в черный шелк, подобно плакальщикам на дороге в Адасино? Надо ли мне настаивать, чтобы люди вставали в моем присутствии, потому что сидеть рядом со мной опасно, опасно лежать рядом со мной, опасно общаться с женщиной, кровь которой начинает течь быстрее, только если она приправлена ревностью и ложью?

Я отказалась от своего сына еще до того, как он встал на ножки, поэтому я не смогу его испортить. Я бросила его, когда он еще не умел ходить, поэтому мои несовершенства и изъяны не окажут на него влияния.

Я бросила его отца, который так же хорошо, как я, знал мою способность причинять вред. Мне посоветовали бросить Канецуке, хотя в душе он мой двойник, он равен мне во всем.

А теперь мне советуют порвать с этим мальчиком, который составляет единственное мое счастье, с мальчиком, который любит меня со всей мудростью неведения, хотя и не признается в этом.

Я зажгла лампу и развернула письмо. Вдруг оно поможет мне сделать выбор? Он скажет, что передумал, что я слишком сложна для него, слишком беспокойна. Он слышал о Канецуке и о моем жестоком соперничестве с Изуми, о моем двуличии. Наши отношения не приведут ни к чему хорошему.

Но письмо не принесло мне облегчения. Оно лишь усугубило положение вещей.

Он писал, что скучает, что не может спать и вспоминает о том, как мои волосы, подобно траве, обволакивали его. Его матери значительно лучше. Через несколько дней она вместе с отцом уедет в Исияму, чтобы вознести благодарственные молитвы за ее выздоровление. И он останется один в своем доме в Четвертом районе.

Если я захочу, предложил он, я могу прийти к нему вечером через три дня, и он позволит мне расспросить его о «Книге перемен». Он достанет свои палочки из тысячелистника и составит гексаграммы. Он даже постарается истолковать их, хотя обещать ничего не может.

Обдумай, что ты хочешь узнать, писал он. Нужно, чтобы вопрос был простой и ясный, не слишком узкий, но и не слишком пространный. Он не должен быть банальным.

Всю ночь я обдумывала свой вопрос. Я пойду к нему, постараюсь сделать это насколько можно скрытно. Я скажу ему, что мне посоветовали порвать с одним человеком. Следует ли мне так поступить?

Вот какой вопрос я предложу его книге знаний. Он может подумать, что тот, от кого я должна отказаться, некто посторонний, но книга знает правду. Если гексаграммы укажут, что я должна оставить мальчика, которого люблю, я так и сделаю, по крайней мере, на время. Я недостаточно сильна, чтобы расстаться с ним навсегда.

Я написала Масато, что приду к нему. Три дня ожидания, три дня обдумывания вопроса.

Правильно ли я поступила, поставив вопрос таким образом? Я мысленно возвращаюсь к тому, что случилось в тот вечер… Могла ли я избежать той пропасти, что разверзлась между нами, разведя нас по разные ее стороны?