Книга Одиночка, страница 25 – Луис Ламур

Дэч и Спэньер спали, растянувшись, бок о бок поперек площадки.

Харди подыскал себе высокое и безопасное местечко среди скал, с которого мог обозревать всю округу, насколько позволяла темнота, и где к нему не смог бы подкрасться индеец с ножом.

Ленни хлопотала над костром, заправляя бульон из вяленой говядины индейской капустой и диким картофелем. Жар маленького костра, почти не давал света. Слабый ветерок повеял из расщелины, раздув тлеющие угли, и на мгновение пламя ярко вспыхнуло, осветив лицо девушки. Почувствовав на себе взгляд Консидайна, девушка повернула голову. Их глаза встретились, и Ленни первая отвела свои.

Обосновавшийся на уступе скалы Харди освободил затекшую ногу и спросил:

— Интересно, что-то сталось с метисом? Консидайн пожал плечами. Не получив ответа, Харди продолжил:

— Думаю, он отправился в Мексику.

— Это не для него. Он индеец и любит воевать. Харди не стал возражать и задал новый вопрос:

— Как ты думаешь, сколько их здесь?

— От дюжины до двадцати. К рассвету будет больше. Харди вспомнил о взятом банке. Шестьдесят тысяч золотом! Он никогда раньше даже не видел таких денег. Но теперь с радостью поделился бы ими с дюжиной крепких парней, если бы они оказали помощь. Он осмотрелся для порядка, хотя и не мог ничего рассмотреть в такой темноте. Так вот он какой, Хай-Лоунсэм, о котором ему не раз рассказывали.

— А что за каньон идет отсюда к юго-востоку?

— Хафмун-Вэлли — долина Полумесяца, — ответил Консидайн. — Открывается в широкую долину и ведет прямо к Мексике.

Ленни подала тарелки, полные тушеного мяса, Консидайну и Харди. Взяв свой ужин, Харди пошел обратно к камням. Апачи не любят воевать по ночам, но за кольцом скал наверняка есть выходцы из других племен. Кто знает, какие у них привычки?

Консидайн вдруг обнаружил, что Ленни возле него.

— Какой покой! — прошептала она.

— Не верь: они рядом.

— Как ты думаешь, нам удастся удержать их там?

— Может быть.

Он медленно ел тушеное мясо, наслаждаясь каждым куском, и слушал ее.

— Я рада, что ты здесь.

— Ну… — он судорожно искал слова. — Вот я и пришел…

Они были рядом, настолько полные чувств, что даже не желали большего.

Зов совы одиноко прозвучал в ночи. И, замолкнув, повторился снова.

— Это не индейцы спугнули ее? — спросила Ленни.

— Это и есть индейцы.

— Сова? Откуда ты знаешь?

— Крик настоящей совы в отличие от человеческого голоса не вызывает эха.

Вдруг до них донесся пронзительный визг, резко оборвавшийся. Ленни в ужасе вздрогнула.

— Что это?

— Умер человек.

Ее отец подошел к ним.

— Ты слышал? — спросил он.

— Еще бы.

И опять наступила тишина. Через несколько минут Консидайн сказал Спэньеру достаточно громко, чтобы Харди слышал тоже:

— Должно быть, метис где-то здесь.

— Ваш индеец? — Дэйв огляделся. — Мог быть и он. Думаешь, они заполучили его?

— Нет, это он заполучил одного из них… или нескольких. Вероятно, только один успел крикнуть.

Поднялся ветер, и через некоторое время Харди спустился со своего наблюдательного пункта и разбудил Дэча. Дэйв занял место Консидайна, и двое молодых людей легли спать.

Ленни посмотрела, как они заворачиваются в одеяла, а затем приготовила мясо для двух старших мужчин.

Когда Консидайн открыл глаза, уже наступило утро, серое, пасмурное. Небо затянули облака. Он сел, расчесал пятерней темные волосы и дотянулся до сапог. Спэньер стоял на страже в том месте, откуда открывался широкий обзор, а Ленни спала на своих одеялах. Дэч куда-то исчез.

Трава в утреннем свете казалась серой, заросли кустарника черными, а деревья стояли темной стеной. Было до дрожи холодно.

Поднявшись, Консидайн перепоясал свои тощие бедра ремнем. Затем поднял винчестер и проверил все оружие.

— Тихо пока? Спэньер кивнул.

— Да… пожалуй, даже слишком. Теперь Консидайн увидел и Дэча. Несмотря на свои огромные габариты, тот сумел втиснуться между двумя камнями, которые лежали ближе других к краю площадки. Он поманил Консидайна, и тот, низко пригнувшись, прокрался к нему.

— Что-то интересное?

Дэч указал на индейца, стоящего совершенно прямо и неподвижно перед зарослями кустарника. На таком расстоянии он казался неестественно высоким.

Консидайн до предела напрягал глаза, чтобы рассмотреть его. Индеец не шевелился.

— Дэч, — прошептал наконец Консидайн. — Он мертв.

— Мертв?!

— Смотри, привязан к дереву, его ноги не касаются земли.

— Это метис?

— Он шире в груди. Нет, один из них. — Консидайн взглянул на Дэча. — Похоже, наш приятель славно потрудился ночью.

Они молча продолжали наблюдать. Порыв ветра пригнул и причесал траву. Шар перекати-поля отделился от родного куста и перевернулся несколько раз, затем остановился около мертвого индейца, не задев его. Очередной порыв ветра перекатил его еще несколько раз, а следующий понес дальше.

Оба мужчины рассматривали мертвеца… Снова подул ветер, и шар покатился. Консидайн невольно перевел на него глаза. Темный ком сорной травы был огромным, впрочем, не больше других, которые ему доводилось видеть. Пока Консидайн разглядывал его, шар вновь пришел в движение.

— Он достаточно, большой, чтобы вместить человека, — в раздумье произнес он.

Дэч поднял винтовку, но Консидайн предостерегающе коснулся его руки.

— Подожди! У меня есть подозрение…

Дэч ждал, продолжая наблюдать. Ветер налетел снова, и перекати-поле пронеслось в двадцати ярдах от камней, за которыми прятались двое мужчин. Налетел новый порыв и перенес шар еще раз.

— Я думаю, — сказал Консидайн, — что у нас намечается пополнение.

Неожиданно в зарослях сверкнула винтовка, и мужчины выстрелили по вспышке. В этот же момент, избавившись от своего перекати-поля, метис двинулся к камням.

— Их около тридцати, — сказал он. — Я убил троих. Спэньер вдруг выстрелил, и звук его винтовки слился со звуком другого выстрела.

— Идите завтракать, ребята, — обратился он к невидимым врагам. — Мы составим вам компанию.

Словно услышав его, апачи бросились в атаку. Консидайн выбрал здоровенного индейца, который, скорее, принадлежал к племени кома, чем к апачам, и нажал на спусковой крючок.

Пуля настигла индейца, когда он делал большой шаг. Одна его нога поднялась, другая повернулась на кончиках пальцев, будто совершая некое гротескное балетное па, затем он упал и больше не двигался.