
Онлайн книга «Походный барабан»
— Будьте готовы, дети мои. Они идут! На этот раз степняки пришли со своими арканами, о которых мы столько слышали, и с крюками на длинных шестах и выдернули часть заостренных кольев — самые дальние, за пределом полета наших стрел. Сами они посылали в нас стрелы из коротких, очень тугих луков, натягивать которые приходилось вдвоем; но мы пригибались пониже — и ждали. Внезапно печенеги бросились в атаку, но теперь не в лоб, а наискось, ударили туда, где наш вал примыкал к лесу. Они думали отыскать там слабое место, и некоторые попытались даже прорваться через лес, но либо были остановлены скрытыми завалами, либо попали в ловушки и были убиты нашими людьми. Мы потеряли ещё одного человека, пораженного стрелой. Вторая половина дня тянулась долго, и мы дремали у баррикады, наслаждаясь солнечным теплом. Осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания, я пошел осмотреть лодку. Это оказалась широкая в корпусе, но хорошая, мореходная лодка. В ней лежал бочонок с водой и мешок с хлебом и мясом. И только тут мне пришло в голову, что нам не суждено уйти отсюда и что гансграф это знал. Все время знал. Я подошел к нему, он остановил меня жестом, но ничего не говорил — мы просто постояли рядом. — Если ты отсюда выберешься, — сказал он немного погодя, то, надеюсь, отыщешь своего отца. Съестные припасы мы разделили и разнесли по фортам, которые составляли второй рубеж нашей обороны. Укрепления эти были овальной формы, одно слегка выдвинуто вперед. Все они построены были из земли и окружены заостренными шестами, направленными наружу, и стенами из переплетенных кустов и ветвей, между которыми была насыпана земля. Взять их будет делом нелегким, потому что при штурме одного форта атакующие попадут под обстрел из других. До заката случилась ещё одна атака, и мы потеряли ещё двоих убитыми, а раненых было с дюжину. Давно уже стемнело, когда я смог наконец подойти к костру и присесть. У Сюзанны нашлось для меня немного подогретого вина, и вкус его был приятен. Я медленно выпил — и почти сразу заснул, но спал недолго. Тьма лежала над лагерем, и мы слышали в ночи птичьи крики, а по временам какие-то шорохи в зарослях. Ни у кого не было охоты говорить. Всем хотелось только отдыха, ибо завтра предстояло нам вынести самые тяжелые атаки, а сейчас мы были донельзя усталыми и измотанными. Рано или поздно они обнаружат, что вода вокруг совсем неглубока, и объедут нас с тыла, а у нас слишком мало людей для защиты — и нет времени выстроить там оборону. Это означало, что придется отойти на вторую линию обороны и вести долгий смертный бой. Лучники ходили вокруг, собирали стрелы, упавшие по нашу сторону баррикады. Никто не предлагал сдаться или начать переговоры с врагом, даже если бы это было возможно. Печенеги не торговались, они убивали. Да и, по правде сказать, что мы могли предложить им? Они не искали ничего, что нельзя увезти на коне. У нас оставался простой выбор: победить или умереть. Итак, мы спали, поочередно несли караул, несвязно разговаривали и ели без всякого аппетита. Сюзанна втирала масло в мои усталые мышцы. — Когда мы отступим в форты, — предупредил я её, — ступай к лодке и уходи сразу же, не теряя времени. Кто-то там должен командовать — пусть это будешь ты, но доверяй Хатибу, потому что он умудрен во всех отношениях. — Ты считаешь, это будет необходимо? — Да, Сюзанна. Это будет необходимо. — И я увижу тебя опять только в Константинополе? Или в Саоне? — Либо там, либо там… Жди меня, но защищайся сама как следует. Там может появиться граф Роберт или кто-нибудь другой найдется, вроде Юрия. — Ты убил его ради меня… — Не знаю, ради тебя ли. Может быть, так получилось потому, что мы оба хотели померяться силами. А больше всего — ради времени. Гансграфу нужно было время. Костры догорали; лишь кое-где запоздалые языки пламени лениво лизали дрова. — Если кто-нибудь из наших встретится на твоем пути, говорил я, — поддержи их и помоги. Особенно Лолингтону и его людям. Они ведь просто актеры, ты знаешь, и внешний героический облик их — зачастую надетая личина. По сути, они — лишь тени ролей, которые играют, и часто, кроме этих теней, ничего геройского в них нет… — Но Лолингтон не таков. — Нет, Лолингтон не таков. — Лучший актер из них всех как раз не актер, — заметила Сюзанна. — Я имею в виду Хатиба. Он разыгрывает представление на подмостках мира. Мне кажется, он когда-то был царем или визирем… в другой жизни, может быть. Он — человек со многими лицами, но лишь одной душой. Мы почувствовали чье-то присутствие; в темноте над нами смутно обрисовалась фигура гансграфа. Мы поднялись и встали рядом с ним. — А знаете, — вдруг сказал он, — я родился всего в несколько милях отсюда… А я почему-то привык считать, что он либо фламандец, либо баварец. — Я — никто. — Ты гансграф. Он помолчал, потом медленно кивнул: — Да… хоть это. Он стоял молча, глядя на наши тени на земле, где через несколько минут их уже не будет. — По-моему, это день. Утро. — Скоро они появятся, — сказал я. — Уходи! — сердито сказал он. — Не будь дураком! Что такое храбрость? Всего лишь притворство! — А ты почему не уходишь? — Я — гансграф. — А я — сын Кербушара. — Оба вы дураки, — сказала Сюзанна, — но за это я вас и люблю… * * * Они появились с первым светом; теперь это не был тот безумный натиск, который сметал с лица земли столь многих врагов, теперь они были осторожны из-за наших укреплений, и мы встретили их на валу, зная, что эта встреча может оказаться последней. На этот раз я тоже вооружился луком, взяв его у убитого компаньона. Моя первая стрела поразила врага в горло за семьдесят ярдов. Еще два раза я попал и один раз промахнулся, прежде чем они достигли вала. Мы встретили их у завалов с мечами в руках, и сеча была отчаянная. Потом где-то сзади поднялся крик, и, оглянувшись, я увидел, что печенеги бросились на конях вплавь, чтобы захватить нас с тыла. Некоторым удалось даже найти брод. Тогда мы отступили, с боем отдавая каждый дюйм пути. Падали люди, поднимались на дыбы и шарахались кони; крики боли, возгласы ярости… сплошное безумие. За спиной гремел походный барабан, отзывая нас назад. На меня насел печенег, размахивая фолшоном — одним из тех кривых мечей с широким лезвием, которые рассекают кость, будто сыр. Я отразил его удар, сделал выпад и парировал снова. Он сделал ответный выпад, и мне спасло жизнь только то, что под ногой у меня покатился камень. Я упал, и тот самый колющий удар снизу, который убил князя Юрия, снова спас мне жизнь. |