Онлайн книга «Уезжающие и остающиеся (сборник)»
|
– Вам даже сказать нечего! – бросает она маме. И мама начинает оправдываться, как ученица: – Мы просто не думали так… в государственных масштабах… – А надо думать! – говорит нам завуч. – Никто не хочет думать в государственных масштабах! – И наконец-то оставляет нас, уходит наводить порядок в раздевалке. А то там в дверях образовалась пробка. Здесь, в школе, ей не дают думать в государственных масштабах. И англичанка, наклонившись к маме, говорит свистящим шепотом: – Я, между нами, скажу: вы поступили правильно. Что вам престиж школы – вы думаете о будущем своих детей. В гимназии они получат образование совсем другого уровня. У них же такой сильный английский! Там есть даже возможность поехать в Англию. Далась им эта Англия! Интересно, в Англии учителя на родителей кричат? Нам-то сейчас достанется! Скажут – можете забирать документы, если Толик не успевает к первому уроку. Понятно, мы их не заберём, да и в канцелярии так за здорово живёшь не отдадут. Справка нужна, что тебя берут в другую школу. Я уходила в гимназию, я знаю. Да и кто захочет с отличником расстаться! Толик – отличник. Но маме всё равно всё это скажут – так только, чтоб она начала оправдываться. Но нет. Толикова учительница совсем молодая. Она теряется, когда видит маму. Говорит: – Ой! Здравствуйте! Хватает маму за руки. Замечает в дверях меня и говорит снова: – Ой! Как хорошо, что вы вдвоём! Спасибо, что пришли… А то я больше не знаю, кого позвать… И начинает уговаривать нас простить её. Оказывается, она позвала нас не из-за Толика, а из-за Сашки. Она видела, что Сашка с Толиком друзья. Сашка перестал в школу приходить. Жил он всегда у бабушки, учительница уже ходила к ней. Бабушка сказала ей, что этот разбойник, наверное, у мамы. А дальше стала жаловаться на своё здоровье. Сашкина бабушка всем жалуется в нашем дворе: «Ах, там болит, здесь ноет, там стреляет». С ней рядом вообще останавливаться нельзя. С ней – «здравствуйте!» и мимо. Иначе загрузит тебя своими болячками по самую макушку. Но учительнице-то было откуда это знать? И она чувствовала себя совсем разбитой и больной, когда отыскала на другом конце города Сашкину маму. А вышло, что совершенно зря. Мама сказала, что не видела Сашку уже четыре месяца, с самой своей свадьбы. Сашкина мама недавно вышла замуж, и у неё родились двойнята. Учительница их не видела, Сашкина мама держала её в дверях. В комнате дуэтом пищали малыши. Сашкина мама разводила руками и говорила: – Вы видите, я вам фи-зи-чес-ки ничем помочь не могу. Я фи-зи-чес-ки не успеваю. Ещё у Сашки есть отец, но он… – Пропал, – подсказывает мама. – Я разыскала его, – успокаивает её учительница. – Разве бесследно люди пропадают? Есть адрес… Она читает по бумажке: город, а дальше какие-то буквы, номера. Всё это вместе означает – исправительно-трудовая колония номер два, отряд восьмой. Моряков Игорь Андреевич – Сашкин отец. Статья 158, кража. Сидеть осталось полтора года. – В общем, считай, что нет его, – сочувственно говорит мама. – Ну почему же? – возражает учительница. – А письма? Он мог бы влиять на Сашку… в письмах! Наставлять его, как-то контролировать. Но этого нет… – Понятно, – кивает мама. – Начнёт учить, Сашка скажет: а сам-то? На себя погляди! – Что вы, не скажет, – говорит учительница. – Они же ещё маленькие! Учительница волнуется, что её не понимают. Одёргивает на себе пиджак. Мне кажется, её стесняют строгий пиджак и юбка. Она ждёт не дождётся, когда сбросит их, как я – гимназическую форму. А я-то думала, что она станет кричать на нас. Мне делается стыдно за свои предположения. – «А сам-то?» – так дети могут говорить… – учительница смотрит на меня, – ну, может, с седьмого класса. А маленьким всегда нужен папа, они рады любому… И ведь Сашка тоже мог бы поддерживать его – своими письмами. Я бы заботилась, чтоб Сашка отвечал… Я столько раз писала об этом и Игорю Андреевичу, и в администрацию колонии… – Но вам не отвечают, – догадывается мама. – Отвечают, – машет рукой учительница. – Но только так, чтоб что-нибудь ответить. Как будто им всё равно… Мы обещаем ей, что, как только встретим Сашку, мы обязательно уговорим его вернуться в школу. По пути домой я думаю, как это она сказала: детям нужен папа, какой бы он ни был. Я спрашиваю: – Мама, а наш папа какой был? Мама отвечает: – Хороший был, я же говорила. – Нет, а работал он кем? – спрашиваю. Мама говорит: – Пока завод не закрыли – мастером работал на заводе. Вечером тётя Анжела заходит к нам. Сразу понятно – у неё всё в порядке. Она как будто в белой шапочке. Блондинистые волосы уложены крупными кудрями, как будто тёте Анжеле наклеили на голову парик Деда Мороза. Тётя Анжела не ходит на работу, она может хоть каждый день с утра пораньше отправляться в парикмахерскую. А мама каждое утро хвост завяжет – и вперёд. И нет ничего красивее длинного хвоста, болтающегося по маминой спине. Тётя Анжела смотрит снисходительно, как всегда, когда побывает в парикмахерской. – Мы с Косачихой решили, – говорит, – надо поставить в подъезде домофон. Мама спать хочет. – Зачем? – спрашивает, зевая. Рот прикрывает ладошкой, на ладошке голубая краска. Не отмывается. Тётя Анжела пожимает плечами: – Зачем ставят домофон? Чтобы подъезд, конечно, был закрыт. А то повадился к нам ночевать этот… Николаша. – Но его вроде сейчас нет… – возражает мама, а тётя Анжела, не слыша её, продолжает: – И Косачиха говорит – в своём хозяйстве уже троих котов недосчиталась. Или четырёх. Ругается всё. Мама спрашивает: – Так что, подъезд закроем, чтобы её коты не разбежались? Тётя Анжела понимает, что сказала глупость. За Косачихой вообще глупо повторять. Но отступать не хочется. – И дочери моей на стенке пишут всякую ерунду, – неохотно говорит тётя Анжела. – Ведь кто-то ходит сюда, а? И она глядит на маму так, точно мама скажет сейчас, кто сюда ходит. Мама молчит, тётя Анжела жалуется на свою Наташу: – Совсем неуправляемая стала. Как же – появился неизвестный воздыхатель! Спрашиваешь, почему полы не вымыты, – дерзит… Она машет рукой. – В общем, с тебя… Вот, здесь написано… – она протягивает маме листочек в клетку. – Мы с Косачихой подсчитали. Уже во всех квартирах были, собираем деньги… Мама отодвигает листок: – Я не смогу… – Не сразу! – убеждает её тётя Анжела. – А пока денег нет, я за тебя внесу. Расплатишься с получки. Мой не против, чтобы за тебя внести. |