Онлайн книга «Без права на награду»
|
Увидев командира авангарда, он неожиданно оживился и замахал кивером с помпоном. – Дорогой ты мой, – обратился артиллерист к Бенкендорфу. – Забери у меня бабу. Шурка опешил. Нашел время и место! Конечно, у многих есть… Но самому же следовало позаботиться! – Где ей в отступлении? – продолжал капитан, нимало не смущаясь. – Служит у меня уже год. И какая наводчица! Шарахнуло ее малость. Не контузило. Ни-ни. Просто шлепнуло воздухом. Ну куда я ее? – Ты чё, с глузду съехал? – осведомился подскакавший Серж. – Какая баба? Хоть красивая? – Ни-ни, – повторил артиллерист. – Но наводчица… – На хер мне наводчица? – рявкнул Бенкендорф. Но все же было интересно. Где он ее взял-то? – Да с рекрутами и пришла! – раненый чуть не заливался слезами. – Ее, вишь ты, священник спьяну Василием окрестил, вместо Василисы. Так и записали. – И что? – случай был прелюбопытный. – Как что? Набор. Никто за нее в рекруты не пошел. Деревня жлобов! Недотыки чертовы! – Не ругайтесь, – попросил Шурка, секунду назад сорвавшийся сам [20]. – Да я от боли, – извинился капитан. – Ну, возьмите. Сделайте божеское дело. – Куда ее? – Бенкендорф развел руками. – Мы в рейде. А если казачки шалить вздумают? – Да она любого казачка уложит, – артиллерист указал на телегу с орудийными ящиками, где, скрючившись и зажав уши руками, сидела девка лет двадцати, одетая по всей форме. – Орясина. И какая наводчица! Ей-богу, жалко. – Жанна д’Арк! – оборжал Серж. – Голова еще гудит? – спросил ее Бенкендорф. – Ой, барин, гудит! – согласилась наводчица. – Но маленечко уже. Не так чтобы… – Не сомневайтесь, – твердил капитан. – Она смирного поведения. Василиса была дюжая, поперек себя шире, рябая и, очевидно, не возбуждавшая в артиллеристах тайных мечтаний. – Как отшить охальника, знаешь? – Я девушка, – засмущалась та. Но кулаки показала. – Верхом ездит? – Бенкендорф повернулся к ее начальнику. – Как на метле. – Постирать там, сготовить? Артиллерист, почуяв, что дело слаживается, отчаянно закивал. – На много человек? – А хоть на тыщу. Было бы из чего, – храбро ответила Василиса. Поняв, что командиры сговорились, Шлема подвел ей заводную лошадь. – Ой, – поразилась девка. – Жиденок! Ее простодушие не отдавало обычной на польских землях неприязнью. Видела впервые. Смотрела, как на чудо. – А ты рыжая! – обиделся Шлема. – Балда, дубина стоеросовая! – Она не хочет тебя обидеть, – шепнул полковник. – И, между прочим, правду говорит: тебе бы надо во что-то переодеться. Черный сюртучок юноши едва сходился на груди. Штаны до колен и чулки не годились для верховой езды: скоро голени от конского пота покроются язвами. А маленькая плоская шапочка то и дело слетала с темени. – У меня в мешке портки запасные есть, – сообщила Василиса, глядя на проводника. – Могу поделиться. – Больно надо, – через губу бросил Шлема. Полковник Иловайский давно обещал ему выправить мундир, если в Духовщине парень достанет ему пару свиней. С тех пор девка Василиса прилепилась к авангарду. Ездила не шибко. Зато, если случались даровые харчи, готовила на маланьину свадьбу, норовя побольше запихать в Шлему, которого почему-то считала «сироткой». * * * Сделав 124 версты за 36 часов – скорость для казачьего авангарда приметная – Бенкендорф выбил неприятеля из Поречья. Городка уже русского, где партизан поддержали охотно и даже весело. Тут-то все и ощутили, что наконец дома. Выдохнули, точно до сих пор сзади им дышали в спину и пытались на ходу срезать подметки. Жители висели на удилах. Показывали дерзкие следы погромов и святотатств. Жаждали сейчас же переколоть полторы сотни пленных. Но более всего – выспрашивали. Неужели и Москву, как Смоленск? Им отвечали уверенно. Нет. Никогда. Но у самих щемило. Донцы проскакали через город спокойно. Их родные места расстилались южнее. А немногочисленные драгуны спешились, ушли в сторонку и начали прикладываться к земле. Добрались! – Что тут? – спросил у полковника вертевшийся рядом Шлема. Как объяснить? Больше им не будут стрелять в спину. – У Дорогобужа есть местечко. Можешь там оставить родителей. Парень затанцевал в седле. Командир не сказал: «остаться». Проводник отряду больше не нужен. Но нужен ординарец, вестовой, посыльный – шустрый, пролазливый, без страха, но с мозгами. Бенкендорф знал, что Шлема не уйдет. Раз показачившись, дома не усидишь. В Белый, брошенный жителями, сбрелись несколько отрядов, предводимых местными помещиками. Диво дивное! Оказывается, не всех и не везде резали. – Ваше дело – вредить, – прямо сказал им Шурка. – Тревожить поминутно. То там, то здесь. Поджигать. Захватывать курьеров. Пересылать нам сведения. – Москву-то… Что было для этих людей в Первопрестольной? Городе, который они отродясь не видели и вряд ли увидят? Уж, конечно, не сытый, богатый народ. Не магазины и лавки. Не мосты и прущие через парапеты набережной нескучные сады. Здесь дорожились святынями, сложенными в белые дарохранительницы соборов. И площадью. И стенами. И гробами старых государей. Бенкендорф молча тронул пятками бока лошади. Москва и ему представлялась непреодолимым рубежом. * * * Еще на краешке Смоленских земель, в селе Самойлове под Гжатском, казаки, споткнувшись об околицу, обнаружили мародеров. Большинство порубили сразу, к вящей радости мужиков и особенно баб. Но человек сто засело в каретном сарае возле господского дома. Откуда вело прицельный огонь и вовсе не собиралось сдаваться. Потери наступавшей стороны составили около десятка убитыми, что разозлило донцов, и те бросились на штурм. Чтобы их всех не положили тут же, Бенкендорф спешил два эскадрона драгун, велел примкнуть штыки и помочь иррегулярной братии. Мародеры отбивались с храбростью обреченных, но, наконец, вломившиеся казаки перебили почти всех. Мужики приходили ныть, чтобы им отдали пленных на истязание, которое перед смертью они полагали естественной расплатой за грабеж. – Им же на небесах легче будет, – степенно рассуждал староста, – если здесь отмучаются. Вы гляньте, что они творили. В доказательство была представлена церковь с сорванными окладами и загаженным полом. |