Онлайн книга «Охота на мамонта-2. Раскаленная крыша»
|
– Неделю не появлялся, думала, встал уже. – Это ты? – только и ответил Илья. – Чего такой смурной? Он промолчал. – Понятно. – Что тебе понятно? – зло спросил он. – А девушка ничего, ножки, бюстик, лет на десять младше тебя. Да? – Да. – Жена? – Вроде того. – Не дождалась? Будешь в следующий раз знать, как красивых выбирать. – В следующий раз, – пробормотал он. Евдокия немного помолчала, с жалостью на него глядя. Потом заговорила вновь: – Знаешь, у меня тоже когда-то был “вроде того”. Поначалу жили нормально. Мне уже было за тридцать. Родила ему дочку. Потом он начал пить. Когда в первый раз поднял на меня руку, спустила его с лестницы. А второго раза уже не и было. Стоит только позволить… Потом ишачила. Алименты он не платил, да и к дочери не являлся. Забыл он нас, пропил. А она совсем крошечная. За ясли плати, за комнату в коммуналке плати, за одежду, коляску, подгузники. Много всего было нужно. А Москва – она бедных не прощает. Дочь в саду, а я с утра до вечера мажу, крашу, шпатлюю. Иногда по полторы смены. Сил уже не было и никого рядом. Как-то раз притащилась с работы, положила ее в кроватку и упала. А нужно стирать, еду готовить, кормить ее, укладывать спать, сказку на ночь. Чувствую, больше не могу. Сижу на полу и реву. А она, крошка моя, вдруг берется двумя ручками за прутики кровати, потом на коленочки, подтягивается, поднимается и стоит. Я валяюсь, а она стоит! В первый раз на ножки встала. И улыбается! Улыбку эту до сих пор забыть не могу. И откуда тогда силы взялись. Все смогла, все сделала, подняла ее, воспитала, выучила, в институт отправила. Только бы не повторила мою судьбу… А три месяца назад с лесов и грохнулась. Сколько же можно? Вот и лежу. А она каждый день ко мне приходит. Девочка моя… А ты говоришь – “вроде того”. Все будет, все получится, какие твои годы! Евдокия замолчала, сидела и долго смотрела в окно, откуда слышался шум ночного города. И улыбалась. Он впервые видел, как эта, немного грубая суровая, женщина улыбалась. Наверное, в эту минуту она вспоминала дочь. – Я тебе помогу. Очнусь и заплачу за твою операцию, – вдруг сказал Илья. Лицо Евдокии исказилось презрительной гримасой, и она захохотала. – Что? – не понял он. – Не заплатишь. – Почему? – Мало ли, что во сне может присниться. Платить за какую-то маляршу, которую и знать-то не знаешь – ты в своем уме? Вернешься, закрутишься, завертишься, там все будет по-другому. Забыл что ли? – Забыл. Ты права. Вдруг она прошептала: – О! Идет, старая! – и хитро прищурилась. Илья тоже замер, прислушавшись. – Никого нет, ты ошиблась. – Идет же, говорю, глухой что ли? Он снова замер. – Нет там никого. – Как нет? – Вот так! Давай, посмотрю. – Не надо, – резко ответила она. – Идет, и пусть себе идет – не по наши души. Теперь и он услышал звуки шагов, которые невозможно было спутать ни с чем. Вот они приблизились и тишина. Жуткая тишина. – Как лотерея, – подумал он, – русская рулетка. – И чего тут встала? – прошептала Евдокия, подмигнув, – заблудилась, пьяная, наверное. Она зачем-то пригнула голову, положив на нее руки, и улыбнулась, прошептав: – Боишьси? Сейчас Евдокия хулиганила. Он ничего не ответил, но инстинктивно тоже наклонил голову, почувствовав себя страусом. – А мы спрячемся. А нас тут нет! – хихикала она, и поневоле Илья поддался ее настроению. Уже тихо смеялся, не в силах сдержать себя. Как можно играть в такую игру и при этом смеяться? – вдруг подумал он. – Привык? Как к такому можно привыкнуть? – А нас тут нет! – продолжала веселиться Евдокия… Вдруг из-за стены раздался громкий возглас: – Есть. Илья похолодел. – Ты что, милая, ошиблась номером? – воскликнула Евдокия. – Нет. И снова тишина. Евдокия, став серьезной, удивленно спросила: – За Муромцем?… Да он всех нас переживет. – Нет, – послышалось из-за стены, – не нужен он никому. Давай, Евдокия, пора. Евдокия подскочила на месте, перекрестилась и выдохнула: – Отмучилась. Наконец. Сделала несколько шагов к двери, вдруг побелела и остановилась, ее лицо исказило ужасом. Потом пробормотала: – А, может…. – Нет, не может, – резко перебили ее. – Я не хочу, я выберусь, у меня получится. Теперь она пятилась все дальше, что-то говоря, дошла до стены, чуть не вывалившись сквозь нее на улицу, но устояла. – Не получится. И никто тебе не поможет. – Нет, – заорала Евдокия. – Да! – ответил громкий голос, потом добавил, – дочь не мучай. – Дочь, – прошептала Евдокия, – да, дочка моя, красавица, хорошая моя, девочка. С каждым словом она все ближе подходила к стене коридора, пока не уперлась в дверь. Оставалось сделать шаг. Вдруг обернулась и через силу, прищурив глаза, весело сказала: – Давай, Муромец, держись. Ты выберешься. Только, когда вернешься, не забывай, где побывал – так оно сподручнее. – И добавила еще: – А ведь тебя больше Муромцем никто и не назовет! – хрипло засмеялась и исчезла за стеной. Навеки, навсегда. Когда тяжелые шаги утихли в конце коридора, он сорвался с места и побежал к кровати Евдокии. В холле уже включили свет и два врача возились с приборами, на которых синусоиды были стерты, и только зеленые линии чертили абсолютно ровные прямые. – Приборы в порядке, – воскликнул один. – Доставай… Разряд… Еще разряд… Еще… Но все было тщетно. Илья пошел по коридору в самый его конец, где недавно скрылась Евдокия. В палату возвращаться не хотел, куда идти – не знал. “Не нужен он никому” – звучало в голове. Перешагнув сквозь стену отделения, безвольно поплелся, сам не зная куда. Вышел на улицу, долго двигался в темноте, никого не замечая, а по дороге ехали припозднившиеся машины, сновали какие-то тени. Была ночь. Кромешная, темная ночь. Спустя какое-то время с удивлением взглянул на дом, у которого находился уже достаточно долго. Здесь он еще недавно жил. Посмотрел на окна своей спальни, которое светилось тусклыми огоньками ночника. Этот удивительный светильник, инкрустированный разноцветными камнями и украшениями, когда-то он подарил на Новый год Оле. Та подарок сразу же распаковала и понесла в спальню, поставив на самом видном месте, зажгла, и причудливые фигурки поплыли по потолку и стене. Она была в восторге. Оля любила диковинные игрушки. Потом они вдвоем улеглись на кровати и долго смотрели в потолок. Так всю Новогоднюю ночь и провалялись… Ночник и сейчас светил, а фигурки плыли в своем грациозном движении, только не для него. Больше идти ему было некуда. “Никому он не нужен”, – снова вспомнил он. |