Онлайн книга «Ярмарка»
К СВАДЬБЕ ЖЕНИХ СДЕЛАЛ НЕВЕСТЕ УМОПОМРАЧИТЕЛЬНОЕ ПЛАТЬЕ ИЗ СЕРЕБРЯНЫХ ПЛАСТИН, УКРАШЕННОЕ НАСТОЯЩИМИ ГИГАНТСКИМИ ТРОПИЧЕСКИМИ БАБОЧКАМИ, А ТАКЖЕ ОДНИМ ИЗ ЗНАМЕНИТЕЙШИХ БРИЛЛИАНТОВ МИРА «ROXOLANA»! ОН ПОДАРИЛ ЕЙ ПОИСТИНЕ КОРОЛЕВСКИЙ ЗАМОК НА БЕРЕГУ ТИХОГО ОКЕАНА! ОН ПОДАРИЛ ЕЙ ЛУННЫЙ КРАТЕР ТИХО СТОИМОСТЬЮ В ПЯТНАДЦАТЬ МИЛЛИАРДОВ ДОЛЛАРОВ! «Как вы, Аглая, чувствуете себя в качестве невесты?» «ГРАНДИОЗНО!» «Кто приглашен на свадьбу?» «ВСЕ ЗВЕЗДЫ!» «А вы что подарили любимому жениху?» «Я ПОДАРИЛА ЕМУ СЕБЯ!» 1 – Ну, привет, Степан. – Привет. Обменялись рукопожатием. Степан оглядел унылые стены. Он и скуластый крепкий широкоплечий мужчина, что пожал ему руку, они оба были в пустой комнате, в здании тюрьмы, где он сидел. Они давно не виделись. И вот увиделись. И Степан прекрасно знал, что он сейчас ему скажет. – Ты должен жить, – тихо сказал сидящий напротив. – Пусть погибают щенки. Тебе нельзя с ними. Это верная смерть. Ты должен жить. Вожди должны всегда жить. – А чернь – погибать, да? – тихо спросил Степан. – Чернь – это значит народ, так? – Народ… – усмехнулся Степан. – Я бы на твоем месте не бросался так просто этим словом. – Я и не бросаюсь. Я просто хочу сказать тебе: мы еще свое возьмем. – Свое возьмем, – эхом отозвался Степан. Мужчина покопался за пазухой. Протянул Степану сверток. – Бери. Здесь паспорт, виза, билет на самолет. В Нью-Йорк. Америка – не самое плохое место, чтобы там переждать смутное время. – А у нас сейчас – смутное время? Степан не протягивал руку. Не брал то, что ему протянули. – Не цепляйся к словам. Прямо отсюда полетишь. Из Стригино. «Люфтганзой». Не надо ехать в Москву, в Шереметьево. Пересадка во Франкфурте. Разберешься. – Разберусь. – Степан по-прежнему не протягивал руку. – А деньги? – Как же я тебя, да без денег в Америку отправлю? Ты шутишь, братец. – Я не шучу. Просто – спрашиваю. – Здесь двадцать пять тысяч долларов. Надеюсь, на пару месяцев тебе хватит. Хорошо потусуешься. Холодные, ледяные, хрустальные глаза Степана воткнулись в лицо мужчины, как два лезвия. – Хорошо. Потусуюсь. Давай. Он наконец протянул руку. Сунул сверток в нагрудный карман. – Рубаха уже грязная, извини, – похлопал себя по воротнику. – Не мылся тут сто лет… Воняю, как бомж. – Сейчас выйдем отсюда, я тебя к себе увезу, там помоешься как следут… выпьем. – Как мы отсюда выйдем? Из тюрьмы? Глаза Степана разрезали бесстрастное лицо мужчины. – Очень просто. Ногами. Я купил всех твоих тюремщиков. И судей твоих. И адвокатов твоих. И прокуроров. И губернатора твоего. Захочу – и президента твоего нового куплю. Все у меня – вот где! Он показал Степану крепко сжатый кулак. – И я тоже? – холодно спросил Степан. – И ты тоже, Татарин, – так же внезапно холодно, ледяно отчеканил мужчина. – Не забывай о том, что ты, дорогой мой, – мой проект. – Твой? Лицо Степана было неподвижно, только углы губ дергались, будто бы он нюхал гадость. – Кремлевский, если тебе так больше нравится. Только ведь я – не Кремль. Я – это я. Просто я. И ты об этом знаешь лучше всех. Степан смотрел прямо на него. Старался смотреть прямо. – Тогда я не пойму одного. Зачем – я – тебе? Мужчина быстро, крепко и цепко охватил веселыми, хищными глазами лицо Степана, его плечи, руки. – Потому что ты сильный. И любишь власть. А я люблю тебя… как сына. Не красней! – Брось. Не ври. Не извивайся. Я не верю этому: люблю, любовь. – Степан сплюнул, будто сдувал табак с губы. – Это все – бабам говори. В напарники берешь? – А ты – сейчас только догадался? – Хороши мы с тобой будем, если… Оборвал. Не договорил. – Страна у нас тоже ничего. Хороша. Но плохо лежит. Обнищала бабенка. Колготки дырявые. Эта шлюшка побежит за любым, кто ей хорошую денежку кинет, а потом кулак покажет. – Ой ли? Ты не знаешь наш народ. – А ты – знаешь? – Я – знаю. – И я тоже знаю. Мы оба знаем. – И какой он, наш народ? Теперь задергались углы губ мужчины. Поползли вверх. – Бедный. Он уже открыто, широко, зубасто улыбался. Встал со стула. Встал и Степан. Мужчина насмешливо спросил: – Я забыл, Степушка, ты какую водку любишь больше всего? – Мне по хрену. Лишь бы закуска была нормальная. – Закуска будет нормальная. 2 – Эй! Пацаны!.. Что вы делаете… ну что… Ему в рот всунули что-то вонючее, мягкое. Голоса над ним метались, вспыхивали, как фонари. – А это – тот?! – Тот, тот, давай кончай его… – Ты, слышь, ты – Петр Строганов, да?! Он ответил одними круглыми, выкаченными из орбит глазами. Он глядел в лицо своей смерти. Отвратительное было у нее лицо. Черная рожа. Ледяная. – Слышь, давай живей, не тяни кота за хвост, седня праздник, между прочим, меня моя телка в гости пригласила… – А этого тебе кто заказал?.. – Да эти… кто ж еще… Кто – он уже не услышал. 3 Старик Матвеев варил на буржуйке суп из сушеных грибов, когда вдруг за окном, в затянутое узорами мороза стекло, кто-то тихо, как зверек, заскребся. Старик Матвеев согнул скрипящие, больные колени, с трудом пригнулся перед окном, прислонил морщинистое лицо к ледяным узорам – и смотрел, смотрел, щурился, силился разглядеть, кто там, через ледяные хвощи, алмазные хризантемы. – Бог ты мой! – Он чуть не выронил из руки ополовник. – Пушкин! Дрожа, побрел, шаркая тапками, к двери. – Лида, Пушкин… Старуха Лида, семеня, так же шумно шаркая, побрела, потянулась за ним, как старая волчица за старым волком. Они оба подошли к двери. |