Книга Вкус пепла, страница 67 – Станислав Рем

Саша заметил, как Озеровский с трудом подавил улыбку. Гад.

– Подождем возвращения Фролова.

– Если он, конечно, вернется, – сорвалась с языка старика тревога Бокия.

Глеб Иванович прищурился, как всегда делал, когда проявлял заинтересованность к собеседнику.

– Я тоже думаю, что смерть Шматко не была случайной.

Над столом нависла тишина.

– Аристарх Викентьевич, – первым ее нарушил Глеб Иванович, обращаясь к Саше, – уверен в том, что к данному делу причастен некто, кто служит в наших рядах, в ПетроЧК.

– Не только, – тут же поправил начальство следователь.

«Вот это да, – мысленно свистнул Сашка, – первый день, и попасть на такое».

В том, что юноша услышал, ничего необычного не было. В рядах Московской ЧК за одно минувшее лето выявили девять предателей. А чем Питер лучше столицы? Но вот так, с поезда и в дамки… Почему старик так спокойно оппонирует руководству? Дела… «А что, если Дзержинский именно по этой причине и взял меня с собой в Питер? Не хватает преданных людей, вот и решил усилить».

Бокий словно услышал мысли молодого человека.

– Александр приписан к вам в усиление. Используйте на все сто процентов. Он – питерский. Город знает. – Глаза Бокия встретились с глазами Мичурина. – Ты в группе. А поэтому должен понимать: с данной минуты, в интересах следствия, все контакты с твоими московскими товарищами отменяются.

Почти домашнюю обстановку взорвал Доронин.

– Точно! Варька! – Черный ноготь указательного пальца моряка с силой застучал по столу. – Она! Ей-богу, эта стерва все закрутила!

Бокий поперхнулся чаем.

– Чтоб ты был здоров, Демьян Федорович! – закашлялся Глеб Иванович. – С чего взял, будто то Яковлева?

– Смотрите. – Матрос принялся загибать пальцы. – К убивце нас не пустила – раз! Фролова отправила с продотрядом – два. Это… Как его…

Доронин споткнулся. Замолчал.

– А три-то и нет, – суммировал Глеб Иванович. – Мне Варвара Николаевна тоже не по нраву. Что не значит, будто я могу на нее ведро помоев вылить. Хотя, признаюсь, желание такое имеется. Огульно обвинять все мастера, а доказательств нет.

Аристарх Викентьевич осторожно поднял свою кружку с чаем, подул на кипяток.

– Связывающим звеном между Канегиссером и теми или тем, кто спланировал покушение, были либо Шматко, либо Фролов. Хотя не исключен вариант, что оба. И тут, Глеб Иванович, не могу не согласиться с Демьяном Федоровичем. То, что Фролов и Шматко одновременно исчезли в течение одной ночи, не случайно. А если учесть, что Фролова с продотрядом отправила лично Яковлева, вывод напрашивается сам собой.

Над столом снова нависла тишина.

– Я рассчитываю на то, что заговорит Канегиссер, – медленно, как бы раздумывая, проговорил Бокий. – Сейчас его допрашивает Феликс Эдмундович.

Саша отметил, как Озеровский исподлобья быстро глянул на начальство и тут же опустил глаза. И в этом взгляде было все, что угодно, только не оптимизм.

* * *

Белый перевернулся с боку на бок. Сон не шел. Да и какой тут сон! Саша жив! Живой! Живехонек! Господи, счастье-то какое!

С нижней шконки послышалось, как ворочается сокамерник: с допроса привели толстого мужчину, в мятом костюме. Общаться не захотел, тут же лег, отвернувшись к стене. Да и Бог с ним. Даже к лучшему: не будет мешать думать. С соседнего топчана доносился крепкий храп.

План действий в голове полковника к тому часу созрел полностью, в деталях. Оставалось воплотить его в жизнь.

Олег Владимирович вновь повернулся лицом к стене, замер. Неожиданно припомнился последний разговор с Николаем Степановичем Батюшиным.

Их в тот вечер выпустили. В те дни новая власть особо не разбиралась, кто и за что посажен в тюрьму. Считалось, коли арестовало Временное правительство, ты – страдалец. А потому гуляй, свобода!

Выпустили, когда солнце опустилось за горизонт и на город упал серый, холодный вечер. Первое, что они сделали, покинув «Кресты», пошли на набережную Невы. Батюшин, дрожа от пронизывающего холода, плотнее запахнул на себе шинель, но и это не спасало от порывистого балтийского ветра.

– Олег Владимирович, вам не кажется странным, что нас арестовали коллеги, а выпустили враги?

Белый, помнится, в тот момент смотрел в темную глубину реки и думал совсем об ином. Однако ответил:

– А кто сегодня для нас коллеги, а кто враги? Все перевернулось. Те, кому мы служили верой и правдой, нас предали. Как Иуды, за тридцать сребреников. Те, кого мы ни во что не ставили, выпускают на свободу. Мир сошел с ума. К сожалению, это единственное объяснение происходящего, которое я могу дать.

Батюшин окинул взглядом город: в вечернем свете Петроград смотрелся серо, землисто, будто неизвестная болезнь проникла во все его поры.

– И что вы теперь намерены делать?

Полковник повел плечами: действительно холодно.

– Поеду домой. К семье. Соскучился.

– В данном случае я ваш союзник. Тоже, признаться, хочу увидеть своих. Но я имел в виду вообще. Чем намерены заняться?

– Не знаю, – честно признался Олег Владимирович.

– Надеюсь, не собираетесь оставаться в городе? – Батюшин плотнее свел на груди полы генеральской шинели. – Поверьте, эйфория вскоре закончится. Господа большевики придут в себя и сообразят, что совершили грубейшую ошибку, выпустив нас. Примутся искать. Мой совет: берите семью и уезжайте.

– Куда?

– Куда угодно. Главное, как можно дальше. Туда, где вас никто не найдет. По крайней мере в смутное время.

– Таких мест в России сейчас нет.

– Уезжайте за границу. Пересидите. Не хватит денег – разрешаю использовать средства со счетов Губельмана. Потом отчитаетесь.

– Не боитесь, что все растранжирю? – попытался пошутить Белый, однако Николай Степанович шутку не принял:

– Вы слишком порядочный человек. Я бы даже сказал, чересчур.

– Благодарю за комплимент. И за совет. Но вряд ли им воспользуюсь. За границу, знаете ли, что-то не тянет.

– Напрасно. Уверен, хотя сия биомасса заполнила Петербург временно, тем не менее крови нашему брату попортит изрядно, что отразится на всех. Даже на тех, кто будет стоять в стороне.

– А вы решили-таки ехать в Крым?

– Представьте себе. Не могу без дела. А там жизнь, суета. Борьба, в конце концов. Движение. Авось найдутся чудо-богатыри, вернут России былую славу. В такой момент хочу быть с ними. Может, понадобятся мои опыт и знания.

Олег Владимирович проглотил ком в горле: вот и все. Конец всему: надеждам, будущему, да и настоящему тоже. Батюшин, конечно, прав: эти ничем не лучше Керенского и его камарильи, тоже изрядно навредят России (бескровных революций не бывает), однако не прав в ином. «Эти», в отличие от «временных», пришли не на день и не на год. Мужички хваткие, цепкие. Голодные во всех смыслах. И Россия сама виновата, что приняла их. Некого обвинять в том, что уставший, измотанный, оборванный, голодный солдат решил направить штык на того самого генерала, на которого в их комиссии некогда лежали бумаги, говорящие о личном участии его превосходительства в хищениях как материальных, так и финансовых. Их превосходительства сами виноваты в том, что произошло. Слишком зарвались, зажрались.