Онлайн книга «Задверье»
|
Они вышли к висячему мосту Альберта над Темзой, кичевому сентиментальному монументу, соединяющему Баттерси на юге с упирающимся в набережную Виктории Челси, увешанному тысячами крохотных белых лампочек. – Мне некуда было пойти. Было так холодно, – продолжала Анастезия, но вдруг замолчала. Ричард было подумал, что уже насовсем, однако она все же продолжила: – Я спала на улице. Я спала днем, когда было чуть теплее, а ночью ходила по городу, просто чтобы не замерзнуть. Мне тогда было одиннадцать. Чтобы не умереть с голоду, крала с порогов молоко и хлеб, которые оставляют разносчики. Воровать было так противно, что я стала околачиваться у уличных рынков, подбирала гнилые апельсины и яблоки и еще много чего, что люди выбрасывают. Потом сильно заболела. Я тогда жила под эстакадой в Ноттинг-Хилл. А очнулась уже в Под-Лондоне. Меня нашли крысы. – Ты когда-нибудь пыталась ко всему этому вернуться? – спросил он, обведя рукой окружающий Надмир. Тихие, теплые жилые дома. Запоздалые машины. Реальный мир… Она покачала головой. «Любой огонь жжется, малыш. Ты узнаешь». – Вернуться нельзя. Можно жить или тут, или там. Никто не живет в двух мирах сразу. – Извини, – с запинкой сказала д'Верь. Глаза у нее были еще красные, и выглядела она так, словно долго и с силой сморкалась и отчаянно стирала со щек слезы. Маркиз, коротавший время ожидания, забавляясь игрой в бабки старыми монетками и костями, которые держал в одном из многочисленных карманов своего пальто, поглядел на нее холодно. – Неужели? – Нет. Не по-настоящему. Я не собираюсь извиняться. Я столько сил потратила, убегая, прячась и снова убегая, что… сейчас мне впервые представился шанс по-настоящему… – Она умолкла. Собрав в горсть монетки и кости, маркиз вернул их в карман. – После вас, – шутливо поклонился он. И последовал за ней назад к стене с картинами. Она приложила ладонь к изображению кабинета своего отца, а свободной рукой взяла огромную черную руку маркиза. …реальность искривилась… Они поливали цветы в оранжерее. Сперва Порталия поливала растение, направляя струю воды из лейки в землю у корней, чтобы она не попала на цветки и листья. «Поливай не одежду, – говорила она своей младшей дочери, – а туфли». У маленькой Арочки была собственная крохотная леечка. Она так ею гордилась, ведь леечка была совсем как у мамы: жестяная и выкрашенная зеленой краской. Когда мама заканчивала с цветком, Арочка поливала его из своей леечки. – На туфли, – сказала она маме и засмеялась – бурно и непосредственно, как умеют смеяться только маленькие девочки. И ее мама смеялась с ней, пока лисоватый мистер Круп не дернул ее резко за волосы, запрокидывая голову, и не перерезал ей белое горло от уха до уха. – Здравствуй, папа, – негромко сказала д'Верь. Пробежав пальцами по бюсту своего отца, она погладила его по щеке. Худой аскетичный мужчина, почти лысый. «Юлий Цезарь в роли Просперо [7] », – подумал маркиз де Карабас. Его чуть поташнивало. Последнее воспоминание оказалось особенно болезненным. Но главное: он в кабинете лорда Портико. А это уже кое-что, ведь он здесь впервые. Он окинул взглядом комнату, скользя глазами от предмета к предмету. Подвешенное к потолку чучело крокодила, книги в кожаных переплетах, астролябия, вогнутые зеркала, диковинные инструменты и механизмы. Карты по стенам, карты с землями и городами, о которых де Карабас слыхом не слыхивал. Рабочий стол, заваленный письмами. На белой стене за столом темнело красно-бурое пятно. На столе небольшой портрет семьи д'Вери. Маркиз уперся в него взглядом. – Твои мать и сестра. Твой отец. И твои братья. Все мертвы. Как же тебе удалось выжить? Она понурилась. – Повезло. Я отсутствовала несколько дней, слонялась по Подмирью… Ты знаешь, что у реки Килберн еще стоят лагерем римские легионеры? Маркиз не знал и потому досадовал. – Гм-м… И сколько их? Она пожала плечами: – Несколько десятков. Думаю, они когда-то дезертировали из Девятнадцатого легиона. Я латынь почти забыла. Ну а когда я вернулась домой… Замолчав, она сглотнула, на опаловые глаза навернулись слезы. – Возьми себя в руки, – одернул ее маркиз. – Нам нужен дневник твоего отца. Нужно выяснить, кто это сделал. Она недоуменно нахмурилась. – Но мы же знаем кто. Это были Круп и Вандермар… Показав ей раскрытую ладонь, он пошевелил пальцами. – Они – руки. Ладони. Пальцы. Но где-то есть голова, и именно она приказала тебя убить. А эта парочка обходится недешево. Он оглядел загроможденную комнатку и повторил свой вопрос: – Где его дневник? – Его тут нет, – отрезала девушка. – Я же сказала! Я искала. – Меня ввели в заблуждение, утверждая, будто твоя семья обладала особыми умениями обнаруживать двери – как явные, так и скрытые. Бросив на него сердитый взгляд, она закрыла глаза и большим и указательным пальцами сжала себе переносицу. Маркиз тем временем рассматривал предметы на столе лорда Портико. Чернильница, шахматная королева, игральная кость, золотые карманные часы; несколько очинённых перьев и… «Любопытно». Это была маленькая статуэтка кабана, или подобравшегося медведя, или, быть может, быка. Трудно определить. Вещица размером с крупную шахматную фигуру была грубо вырезана из черного обсидиана. Она что-то ему напоминала, но он не мог определить, что именно. Взяв статуэтку со стола, он повертел ее в руках, сомкнул вокруг нее пальцы. Д'Верь опустила руку. Вид у нее был недоуменный и растерянный. – В чем дело? – спросил маркиз. – Он здесь, – просто ответила она и начала обходить кабинет кругом, поворачивая голову сначала в одну, потом в другую сторону. Маркиз потихоньку спрятал статуэтку во внутренний карман пальто. Девушка остановилась перед высоким шифоньером. – Здесь, – сказала она. Стоило ей дотронуться, раздался щелчок, и небольшая филенка в боку шифоньера отодвинулась. Сунув руку в образовавшееся отверстие, она достала предмет, размером и формой напоминающий крокетный шар, и протянула его маркизу. Это была сфера из старинной латуни и полированного дерева с накладками из начищенной меди и выгнутыми линзами. – Это он? – спросил маркиз, повертев шар в руках. Она кивнула. – Молодец. Внезапно д'Верь посерьезнела. |