Онлайн книга «Карта царя Алексея»
|
– А-а-а, это ты, – и, приветственно помахав рукой, спросил: – Ну, сколько хвостов [10] привёз? – Многа, многа… – заулыбался Савоська и похлопал рукой тугой кожаный мешок, привязанный к нартам. – Тогда доставай. Считать будем, и с каждого десятка, значится, лучший соболь. – Не надо доставать, – заулыбался охотник. – Оно не так делать… Савоська вытащил мешочек, высыпал перед лочей кучку гладеньких камешков и, хитро сощурившись, пояснил: – Савоська соболя в мешок класть, один камешек сюда, – он показал на кучку. Лоча оценивающе посмотрел на охотника, а потом неожиданно рассмеялся: – Ну, хитрован какой… – и зная, что тунгус не обманывает, кивнул: – Ладно, давай так считать. Он разровнял кучку выложенных Савоськой камешков, пересчитал и, отложив ровно девять, сказал охотнику: – Столько хвостов давай… – Так, так, давать… – Савоська согласно закивал головой и достал из висевшей на боку сумки ровно девять шкурок. – Это ясак… – Ты смотри, выходит, считать научился, – удивлённо покачал головой лоча и многозначительно поднял вверх палец. – Однако ещё один хвост надо… – Так, так, надо, – согласился усвоивший порядок Савоська, вытянул из-за пазухи припрятанную там шкурку и показал лоче. – Такой соболь хорош? Лоча взял шкурку, встряхнул, полюбовался на серебристый мех, глянул, какая мездра, и удовлетворённо кивнул. – Вот теперь всё правильно… Сдав ясак, Савоська выдернул остол, присел на нарты и потихоньку поехал из детинца на посад. Здесь, среди пары сотен домов охотник ориентировался плоховато и сначала плутал возле гостиного двора, таможни и промеж добротных купеческих домов, прежде чем выбрался в ремесленную часть, где были кузни, мастерские и жил всякий городской люд. Возле ладной избы, из волоковых оконцев которой шёл дым, Савоська, узнав место, остановился. Здесь жил его друг, тот самый рыжебородый мужик, который ещё по первому приезду в город наградил охотника новым именем, и с того времени Савоська непременно заезжал к нему. Они как-то сразу поладили меж собой, и лоча по-дружески помогал Савоське сбывать пушнину и даже покупал для него всё, что нужно в немудрящем охотничьем хозяйстве. К тому же в этом доме Савоську всегда ждали угощение и тёплый приём. Вот и сейчас, вероятно, заметив остановившиеся у крыльца нарты, хозяин вышел на крыльцо и прямо со ступенек приветствовал охотника: – О-о-о, друг Савоська приехал! Заходи, у нас как раз шаньги поспели, – и отступил в сторону, подчёркнуто давая желанному гостю дорогу. Уже через какой-то час охотник, управившись с необычайно вкусными шаньгами, грыз ядрёными зубами желтоватый кусок сладкого камня-сахара, запивая его дивной коричневой водой-чаем, и наслаждался. Конечно, он понимал, что все добытые им шкурки останутся тут, в городе, но соболей и в тайге полным-полно, а здесь у лочей было столько всего, что каждый раз по приезде у Савоськи просто глаза разбегались, наполняя его неискушённую душу радостью… * * * Несмотря на мороз, московский люд с самого утра высыпал на улицы и собирался возле Кремля. В этой толпе, стараясь держаться понезаметнее, были и двое иностранцев – уже давненько проживавший здесь Гуго Мансфельд и с ним его новый напарник, всего месяц назад приехавший в Московию Петер Вальд. Не понимая толком, что происходит, Вальд спросил зачем-то притащившего его сюда Мансфельда: – Скажи, почему такая толкучка? – Сейчас сам увидишь, – коротко отозвался спутник, так ничего и не пояснив. И точно, почти сразу у Спасской башни послышался нарастающий шум, потом на площадь выехали два всадника, и гром литавр возвестил о начале действа. Бесцеремонно толкаясь локтями, оба иноземца протиснулись в первые ряды и увидели, что из ворот выходят стремянные стрельцы [11]. Они шли строем, длинной колонной, по пять человек в ряд. Каждый на правом плече нёс пищаль, держа в левой руке бердыш. Все как один одетые в красные кафтаны с белыми петлицами. В шапках, украшенных оторочкой из лисьего меха, с пулечной сумкой на поясе и белыми берендейками через плечо для «зарядцев с кровельцами» [12]. – Куда это они идут?.. Их же не одна сотня… – обеспокоенно спросил у напарника Петер Вальд. – Смотр у них, ежегодный… – неотрывно следя за стрельцами, быстро пояснил Мансфельд. – Какой ещё смотр? – не понял Вальд. – Из пищалей и пушек стрелять будут, – начал было растолковывать Мансфельд, но, увидев, что стрельцы прошли, отмахнулся: – Смотри давай… Вслед за стрелецким строем по три человека в ряд ехали разодетые в парчовые одежды бояре, а прямо за ними на белом жеребце и сам царь в красной шапке, унизанной жемчугом и дорогими самоцветами. Народ радостно зашумел, в передних рядах стали валиться на колени, и оба иноземца на всякий случай тут же отступили в глубь толпы. За государем проехала свита, и уже после из ворот одну за другой пушкари стали вывозить пушки. Сначала провезли мелкие, потом побольше, и стало ясно, что смотр будет не только стрельцам, но и наряду [13]. Самыми последними вывезли два огромных орудия, каждое из которых тянул добрый десяток лошадей, запряжённых цугом. Увидев их, Вальд от удивления закрутил головой. – Ты посмотри, Гуго, какие монстры! – Ага, – согласился Мансфельд и охотно пояснил: – Это Лев и Медведь. Самые большие пушки Московии. Ещё в Кремле есть Царь-пушка, преогромная, но только её из Кремля никогда не вывозят. Говорят, она там ворота охраняет… Вальд проводил внимательным взглядом проехавшее мимо орудие и посмотрел на Мансфельда. – Я слышал, будто у московитов и многоствольные пушки есть… – Конечно, только их московиты «сороками» называют. Одна даже стоствольная. В воротах Китай-города стоит, – подтвердил Гуго и добавил: – Это ещё что, у них нарезные да казнозарядные пищали имеются. Одну такую пищаль со стволом длиной больше сажени московиты «три аспида» называют. – Ты смотри, умельцы какие… – изумился Вальд и быстро спросил: – А на этом смотру их тоже покажут? – Вряд ли, – покачал головой Мансфельд. – Видишь, это полевые и осадные пушки везут, а «сороки» – те все крепостные. Они да пищали затынные почитай в каждом гарнизоне есть… Петер Вальд хотел было что-то сказать, но, увидев, как Мансфельд закрутил головой, быстро спросил: – Ты чего? |