
Онлайн книга «Брат, которому семь»
Голос у неё в точности, как у старшей вожатой. Научилась уже. – Ну иду, иду, – отвечает Алька, хотя вовсе не собирается идти на тропинку. – Он в лагере совсем от рук отбился, – жалуется Котьке Марина.-Нет, ты представляешь? Раньше всегда слушался. Бес-пре-кос-ловно, А здесь на него влияет этот хулиган Лапников. При упоминании о Лапе Алькино сердце наполняется нежностью. Лапа, конечно, влияет. Он хорошо влияет. Научил Альку делать хлопушки из лопухов. Фляжку подарил, которую нашёл в кустах. Вот она, фляжка, на боку. А разве Лапа хулиган? Хулиганы дерутся, а Лапа, наоборот, драться не даёт. Недавно Вовка Сазонов из третьего отряда хотел Альку отлупить за то, что Алька будто бы подглядывал, когда играли в разведчиков. Лапа сразу заступился. Весь березняк загудел от Вовкиного рёва. А ещё Лапа любит птиц, только не хищных. А разве хулиганы любят птиц? Хоть Алька и младше Лапы, им хорошо вдвоём, весело. Поэтому они целыми днями вместе. Но вчера с Лапой случилась беда. У него заболело горло. Лапа охрип. Ну и, разумеется, его сразу положили в изолятор. То есть, конечно, не положили: лежать в кровати Лапа отказался наотрез… Но всё равно сидеть в пустой палате изолятора не очень-то весело. Открывать окно Лапе запретили. Он весь день сидел на подоконнике и мрачно смотрел на солнце и деревья. Несколько раз прибегал Алька. – Всё скучаешь? – спрашивал он и жалобно глядел на расплющенный о стекло Лапин нос. – А как же… – сипло отвечал Лапа. Сперва ему даже нравилось скучать. Кроме тоски по воле Лапа испытывал ещё и мрачную гордость. Будто он был брошенный врагами в подземелье, но не сломленный узник. Перед обедом мальчишки из четвёртого отряда принесли узнику банку земляники. Полную банку. Литровую. Из-под малинового варенья. Это Лапе прибавило сил. Но к вечеру горло у Лапы совсем прошло, и он загрустил по-настоящему. Лапа любил свободу. Ведь он и птиц в клетке не держал подолгу, если только выпущенные птицы не возвращались сами… – Всё скучаешь? – спросил его вечером затосковавший без друга Алька. – Ещё бы, – вздохнул Лапа. И Алька едва расслышал сквозь стекло его грустный голос. Эх, Лапа… Такой большой и сильный был, а сейчас сидит на подоконнике печальный какой-то. – Мишка Гусаков мне мальков принёс и головастиков, – заговорил Лапа. – Я их в банке держал, которая из-под варенья, в воде. Выбросили. Говорят, зараза. – Ты бы не показывал. – Я и не показывал. Медсестра узнала. Твоя Марина мимо окон бегала и, наверно, увидела банку в окно. А потом наябедничала. – Наверно, – вздохнул Алька. – Она ни рыб, ни лягушек даже видеть живых не может. Просто трясётся вся. Говорит, они скользкие. Лапа поводил пальцем по стеклу и сказал: – Я аквариум хотел сделать… Жалко мальков. Маленькие такие рыбёшки. – Александр! Кому говорят! Не отставай! – злилась Марина. – Ты что, совсем уже завяз в болоте?! – Говорил я, не надо его брать… – осторожно упрекнул Котька. Марина и сама не хотела брать с собой Альку. Но уж очень он просился. Алька понимал, что намечается путешествие, хоть и небольшое. Котьку Василевского и Марину послали в Ольховский пионерлагерь, чтобы договориться о большом общем костре, о концерте и ещё о чём-то. Алька, когда услыхал про это, сразу вмешался: – И я… – Тебя и не хватало, – сказала Марина. Если бы Лапа не считался больным и если бы его не обещали продержать в изоляторе ещё два дня, Алька бы и не просился в Ольховку. Но без Лапы он помирал от скуки. И он так пристал к Марине, что она скоро начала сдаваться. Но Котька Василевский почему-то не хотел, чтобы Алька шёл с ними. – До Ольховки далеко, – говорил он, трогая на переносице очки. – Разве это для детей дорога? Совсем не для детей. Семь километров до Ольховки. – Пять, – сказал Алька. – Я-то знаю. – Жарко будет, – убеждал Котька Марину. – Он устанет. Пить захочет. Знаешь, как маленькие пить хотят, если жарко идти? – Я фляжку возьму, – заявил Алька и притащил Лапин подарок. Стеклянная фляжка была большой и тяжёлой, с широченным горлышком без пробки. Но зато настоящая, походная, К горлышку Алька привязал верёвку, чтобы таскать фляжку через плечо. Марина увидела фляжку и сразу вспомнила про Лапу. И подумала, что если Альку не взять, он будет бегать к Лапе и может заразиться ангиной. Хоть окно и не открывается, но всё-таки… «Ладно», – решила Марина. Но напоследок припомнила: – Сейчас-то ты хороший. А вчера на мёртвом часе никого не слушался. Мне говорили. – Буду слушаться, – поспешно обещал Алька. – Алька! Кто утром обещал слушаться?! Из-за тебя и к ужину в лагерь не вернёмся! Алька не отвечает. Даже и не слышит. Он остановился у крошечного озерца, блеснувшего чистой водой среди осоки. Встав коленями на берёзовые жерди, брошенные среди кочек, Алька смотрит в воду. Зелёная вода прошита яркими лучами до илистого дна. Тень от листьев кувшинок уходит ко дну тёмными столбиками. Снизу бегут на поверхность цепочки весёлых пузырьков. Тонкие голубые стрекозы, все в чёрных кольчиках полосок, смотрят с воздуха, как пляшут пузырьки. Иногда раздаётся посвист крыльев. Сизые птицы, похожие на маленьких чаек, проносятся над Алькой. Лапа говорил Альке, что их называют морскими голубями. Но почему морскими – никто не знает. Лапа сказал, что, может быть, раньше здесь было море, а потом высохло. А птицы остались… Морские голуби скрылись в дальних камышах. Алька снова опустил голову. Под водой, в путанице водорослей и солнечных лучей, тоже была жизнь… – Александр! Александр!! Александр!!! – Ну иду, иду… Наконец он догнал их. – Ох! Грязнее чёрта! А почему без майки? – Жарко же. В мокрую майку Алька завернул фляжку и нёс её теперь в руке, как мешок. «Это правильно, – подумала Марина. – Вода будет холоднее». Но всё-таки сказала: – А кто разрешил майку мочить? В лагере мы ещё поговорим… Говорят, обратный путь кажется короче. Куда там! Идёшь, идёшь, а до лагеря ещё – как до Луны. Болото давно кончилось, песчаная дорога бежит по лесу среди сосен. И тут навалились комары. Просто чудо какое-то: на болоте их не было, а в лесу надвинулись тучей! Алька хлопает ладонью по спине, по животу, по ногам, отчаянно дёргает лопатками. А тут ещё жара донимает. Кажется даже, что не комары, а сам знойный воздух звенит и колет кожу. Марина тоже устала. Лицо у неё покраснело, чёлка на лбу и волосы, собранные сзади в какой-то лошадиный хвост, растрепались. |