Онлайн книга «Хрупкие вещи»
|
Ее одежда была в беспорядке, косметика на лице смазана, а глаза... Не злите Вселенную. Бьюсь об заклад, у разъяренной Вселенной будут точно такие же глаза. Мы с Виком неслись со всех ног, прочь от той вечеринки, туристов и полумрака; неслись, словно гроза наступала нам на пятки. Это был бешеный суматошный забег по запутанным улочкам – бездумный и безоглядный, – пока мы не остановились за много кварталов оттуда, оглушенные собственным хриплым дыханием и стуком сердец. Мучительно глотая воздух, я держался за стену, а Вика вырвало, вывернуло наизнанку в придорожную канаву. Он вытер рот. – Она не... – Он замолчал. Покачал головой. Потом продолжил: – Знаешь... есть вещи... Когда ты заходишь слишком далеко. И если ты сделаешь еще шаг, то перестанешь быть собой. Это будешь уже не ты, понимаешь? Запретные места... куда просто нельзя заходить... Думаю, сегодня со мной случилось именно это. Я подумал, что понимаю, о чем он пытался сказать. – Ты ее трахнул? – предположил я. Он ударил меня кулаком в висок. Я испугался, что сейчас придется с ним драться – и проиграть, – но он опустил руку и отошел в сторону, издавая странные сдавленные звуки, как будто ему не хватало воздуха. Я удивленно смотрел на него, пока до меня не дошло, что он плачет: его лицо побагровело, слезы и сопли текли по щекам. Вик рыдал посреди улицы, рыдал откровенно и жалобно, как ребенок. Потом он пошел прочь, и я больше не видел его лица. Я не понимал, что могло произойти на втором этаже, что на него так подействовало, что его так напугало – и даже и не пытался строить предположения. Один за другим зажглись уличные фонари; Вик ковылял по дороге, я плелся следом за ним, и мои ноги безотчетно отбивали ритм поэмы, которую, как ни пытался, я так и не смог вспомнить. ДЕНЬ, КОГДА ПРИЗЕМЛИЛИСЬ ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ
The Day the Saucers Came Перевод. Н. Эристави 2007 В тот день приземлились летающие тарелки. Сотни – и все золотые. Они беззвучно спускались с небес, подобно снежинкам огромным. Они спускались – и все, без изъятья, земляне Стояли. Глядели. Пересыхали рты, зрела надежда понять – Что там внутри? Будет ли завтра у нас? Никто об этом не знал. Но ты не заметил. А все – почему? Потому что в тот день, когда приземлились Летающие тарелки, Как то ни странно звучит, разверзлись могилы – И мертвецы восстали. Зомби когтями взрывали мягкую почву Иль возносились из древних могил – гниющая плоть и глаза пустые. Неодолимые, шли они нам – живущим! – навстречу, И мы смертным криком кричали и, словно крысы, бежали. Но ты не заметил. А все – почему? Потому что тот день, когда приземлились Летающие тарелки. И могилы покинули зомби, стал днем Рагнарёка. По всем голубым экранам планеты крутились Корабль из ногтей мертвецов. Великий змей, Да Фенрир-волк. Огромные – их не поймаешь в кадр И разумом не охватишь. А репортаж все длился, – и скоро в прямом эфире И с золотой Вальгаллы рать Аса-Тора сошла, – Но ты не заметил. А все – почему? Потому что в день тарелок летающих, зомби и битвы богов Открылись Врата Преисподней, И каждый из нас был окружен сонмом Демонов, эльфов, джиннов, ифритов, Что предлагали нам вечную жизнь и исполненье желаний, И чар своих силу, и неземную мудрость, И вечную дружбу свою. и горы алмазов и злата, – Меж тем же Гог и Магог в наши земли вторгались, А с ними – пчелы-убийцы. А ты что делал? Ты этого не заметил. И все – почему? Да потому что в день, когда приземлились тарелки, В день Рагнарёка, зомби и джиннов, В день жарких ветров и метелей холодных, В день, когда все города хрустально-прозрачными стали, Когда завяли цветы, и рассосался пластик, Когда компьютеры нам объявили войну И мониторы нас объявили рабами, В день, когда пьяные ангелы вышли, шатаясь, из баров, В день, когда звери заговорили на ассирийском наречье, А мы поняли речь их, В день Снежных людей и плащей-невидимок, В день, когда нас спасали Машины времени, В день эльфов – Ты ни черта не заметил. А все – потому. Что весь этот день ты сидел, запершись. Заняться ничем не мог – листал бессмысленно книги, А сам все смотрел да смотрел В сторону телефона И ждал, Чтоб я тебе позвонила! ЖАР-ПТИЦА
Sunbird Перевод. А. Аракелов 2007 Для ХМГ – запоздалый подарок на день рождения. Ребята в Эпикурейском клубе состояли тогда бедовые и небедные. И погулять не дураки. Было их пятеро: Огастес ДваПера Маккой, человек-гора – объемом с троих, евший за четверых, пивший за пятерых. Прадед его основал Эпикурейский клуб на деньги от страховой лотереи [30] , в которой он постарался выиграть – достаточно традиционным способом. Профессор Мандалай, нервный коротышка, серый, как призрак (а может, действительно призрак: в мире случались и более странные вещи). Пил только воду и ел кукольные порции еды с тарелок размером с блюдечко. Да ладно! Гурман – не обязательно обжора, а Мандалай не пропускал ни одного блюда из присутствовавших на столе. Вирджиния Бут, гастроном и ресторанный критик, некогда – писаная красавица, теперь превратившаяся в роскошную величественную развалину, и наслаждавшаяся своей разваленностью. Джеки Ньюхаус, потомок (непрямой) великого любовника, гурмана, скрипача и дуэлянта Джакомо Казановы. Как и его знаменитый родственник, Джеки Ньюхаус за свою долгую жизнь разбил немало сердец и отведал немало деликатесов. И наконец, Зебедия Т. Кроукрастл, единственный эпикуреец-банкрот: он вваливался на собрания клуба с бутылкой дешевого пойла в бумажном пакете, небритый, без шляпы, и без пальто, и зачастую – не то чтобы даже в рубашке, а вообще непонятно в чем, но ел с аппетитом, которого с лихвой хватило бы на всех. |