Онлайн книга «Осенняя смена меню»
|
Темнота. Голос Нины Львовны (строгий). Зачем ты выключил свет? Голос Романа Петровича (отважный). Я на печку смотрю! Подожди, сейчас. Голос Нины Львовны. Не валяй дурака! Включи немедленно! Роман Петрович покорился. Светло. Нина Львовна сидит за столом. Перед ней – раскрытое меню. Роман Петрович. Так, вспомнилось… Пауза. Стоит возле печки. Печка, печка. Печка, ты моя печка. Кафельная, нефункциональная… Вот, говорят, дымоход засорился. Теперь уже и не вычистишь. А я печку, Нина, когда мне двадцать лет было, тогда и топил последний раз. Стихи жег. Страниц пятьсот, и все о любви. Нет, рукописи горят, горят. Плохо, но горят. Сначала одна страница, потом другая, постранично горят… словно огонь читает. А с торца не горит, с торца рукопись только обугливается. (Ждет, что скажет Нина Львовна, – напрасно.) Помнишь, ты мне рассказывала, как я корью в детстве болел? А на печке светофор отражался. Тогда светофор висел напротив окна… на той стороне улицы… и отражался пятнышком… вот здесь где-то, вот тут… (Показывает пальцем.) А я болел. Свет выключат, я лежу ночью, темно, и болею. Нина, расскажи, я ведь тебе рассказывал, помнишь? У тебя хорошо получается. Нина Львовна молчит. Здесь кровать стояла… А я на печку смотрю. Сначала зелененькое такое, потом желтенькое, потом красненькое… Слушай! Какие стихи, помнишь?.. помнишь, я написал?.. хорошие! Тебе понравились. Сама говорила. Э-э-э-э. (Напряжение памяти.) Жарко… Не спится… Жарко… (Читает извиняющимся тоном, без выражения.) Жалко, что свет выключен. Дворник на улице шаркает. Скоро меня вылечат. А мог стать поэтом. Почему не стал поэтом? Пауза. «Воспоминание» называется. Уже когда достиг высот профессионализма. Э-э-э-э. (Ждет подсказки.) Нина Львовна (сквозь зубы). Вижу на печке… Роман Петрович (преисполненный благодарности). Вижу на печке кафельной, что-то неправильной формы, точно холодная капелька, как огонек светофора… Да… светофор отражается… Это на печке кафельной… так светофор отражается… словно холодная капелька… Зеленая капелька вроде, как… А дальше составные будут рифмы… очень мне нравится… Зеленая капелька вроде, как… («вроде, как»!..) маленькая изумрудинка, а после желтая будет, как полуразмытая родинка… Скажи, образность, Нинуль! Родинка… только не долго… Сразу появится красная, Кто-то как будто подкрался и уколол иголкой. Будто подкрался кто-то… Жарко… Не спится… Поздно… Слышу: за стенкой шепот. Рядом на столике что-то противоскарлатинозное… Скарлатина, значит, была, а не корь. Скарлатина. А ты печку срыть мечтаешь… (Трет кулаком глаз.) Теперь ничего не увидишь, светофор перевесили. (Косится на Нину Львовну, следит за реакцией.) Нина Львовна (глядя в меню). Салат «Вечерний» из сельдерея и овощей… с ореховым соусом. (Молчание.) Салат «Северное сияние» из яблок, мандаринов и чернослива со взбитыми сливками… Со взбитыми сливками… (Пожимает плечами.) Опята в сметане… (Закрывает меню. И вновь открывает.) Форель фаршированная с зеленым маслом… Роман Петрович. Зачем же масло зеленое? (Подошел, заглядывает в меню через плечо.) Нинуля, ку-ку! Нина Львовна. Устрицы в корзиночках. Роман Петрович. Зачем же в корзиночках? Нина Львовна. Ты мне мешаешь. Фазан по-смирновски, жареный… Пауза. Роман Петрович….с каштанами. Ты сердишься на меня? Нина Львовна. Белуга… Я? Я не сержусь. Роман Петрович. Фу, а это к чему? Нина Львовна. Бедрышки… Роман Петрович. Бедрышки лягушачьи с лимоном… Пижоны. Нина Львовна глазам не верит. А ведь правильнее было бы «лягушачьи окорочка», нет? Нина Львовна. Нет. (Закрыла меню.) Роман Петрович. Каждому гостю по бедрышку. Каждому гостю по окорочку. Да, ты права: по бедрышку лучше. Пауза. Нина Львовна терпеливо ждет. Этот вечер запомнится лягушачьими бедрышками. Все будут рассказывать: там были лягушачьи бедрышки!.. Какая экзотика!.. На то и рассчитано. (Отходит.) Нина Львовна открывает меню. Теперь про себя читает. По-видимому, осенью лягушки питательнее. Пауза. Откуда осенью лягушки? А! Маринованные. Я тебя чем-то обидел? Нина Львовна. Нет, ничем. Роман Петрович. Посмотри, как он раскусил Двоеглазова. Мы не справедливы к Олегу… Сразу! С первого взгляда!.. Вообще, при всей бестолковости в его отношении к нам есть что-то трогательное. Принес меню. Давай потанцуем. Нина Львовна спокойна, как сфинкс. А почему бы и нет? Все танцуют внизу, а я с тобой лет десять не танцевал. Почему бы и не потанцевать, когда танцуют другие? Сейчас музыку принесу. Нина Львовна. Парфе кофейное. Роман Петрович. Или вьюшку достану. Нина Львовна. Трюфели. Роман Петрович (помолчав). Тут даже не бестолковость. Тут просто мельтешенье какое-то… Это у него от зажатости. Он зажат, нераскрепощен, природная скромность… А еще Офицеров!.. Умный же человек, добрый. Талантливый. Нина Львовна. Ты с ним излишне суров. (Закрыла меню.) Ты высокомерен, Роман. Мы оба высокомерны. Нельзя так относиться к людям. Нельзя. Если бы нас позвали, мы бы обязательно пошли. Были бы там, среди них, и помалкивали бы. Я бы ела опята как ни в чем не бывало. Мне, между прочим, нравятся опята в сметане, скажу тебе честно. Роман Петрович. Да я бы сам устриц поел… тем более в корзиночках! Но есть все-таки принципиальные вещи. Есть первый план, есть второй, а есть третий, четвертый… Представь, Нина, последний актер. Были актеры – остался последний. И стал он ни много ни мало официантом. Представила? «Осенняя смена меню», лягушачьи окорочка и тому подобное. Все пьют, едят… тут он появляется… поднос, полотенце… А драматург… бывший драматург… нет, просто драматург… писатель драм… да, писатель драм, он, увидев актера, говорит громко… |