Онлайн книга «Таежная вечерня»
|
Потирая ушибленное плечо, девушка удивленно смотрела на сорванную защелку. Из темноты душевой появился Коля, виновато разводя руками. – Кто это сделал? – Катя кивнула на вырванные шурупы; ей стало вдруг смешно. – Прости меня, сестра! – оправдывался кочегар! – Оказался я здесь некстати… – Не прощу, если не скажешь! Она уже вовсе успокоилась, прошла в душевую и забрала ведро: – Кто этот шутник? Николай опустил взгляд. Он был подавлен, но покрыт не стыдом, а той сладкой волной, которая обрушилась на него. Он и теперь чувствовал лишь очарование тем внезапным и яростным столкновением с женским телом: – Я прежде сам спрошу человека. Не могу я так… 33 Ветка пихты взмахнула ему по-свойски. Речка журчала на свой лад, мелкие птицы рассыпались стаей по березам, значит – не скоро еще будут холода. Спустившись за водой, Саня удивился, насколько обмелел Тогуленок. Он углубил ямку в каменистом дне, обжигая руки холодными струями. На берегу заметил след медведя: Машка приходила, перед спячкой мухоморы ищет. Печка в доме долго капризничала: давилась дымом и гасла. Кое-как уговорил, обласкал ее холодные камни. Когда дом нагрелся, Саня помыл пол. Поправил покосившийся стол во дворе и сказал, довольный собою: – Мое это место! Мое… Вечером сходил в баню, исхлестав себя, как пыльную рогожу. Потом напился чаю с малиновым листом и вышел встречать луну, голубыми искрами уже подпалившую молодой осинник на ближнем склоне. Он сидел на том же месте, что и год назад, вспоминая девушку в белых туфлях. Теперь душа не томилась грешным зудом, но была спокойна и светла. Еще он вспомнил, что сейчас идет вечерня в маленькой белой церковке, и прошептал, напоминая о себе кому-то: «Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны». Молитва – как дисциплина духа. В монастыре не понял, а вернулся и почувствовал ее необходимость… Среди туристов быстро пошла весть, что Соловей вернулся из монастыря. Осеннее время – самое благодатное для походов: нет комаров и мошки. Первым его навестил Сергей Иванович. Он тщательно оглядел эскизы, привезенные из монастыря: – Рассказывай! – О чем? – Мне интересен твой духовный опыт. Саня мысленно повторил за ним фразу, удивляясь такому вниманию: – У нас даже настоятель так мудрено не выражался! Философ сморщился: – Ну, скажи по-своему. – Что? – Благословение получил на эти рисунки? – Сергей Иванович икнул, раздраженно прикрывая ладонью рот. Саня не спеша перебрал эскизы, словно видел их впервые: – Вот одену их в краски, тогда и спрашивай. Его слова успокоили преподавателя: Соловей опять казался обычным чудаком. Он чувствовал себя разочарованным и обманутым, будто студент шпаргалил у него на глазах, но не попался. Еще как-то под вечер забрел Шмель. Он собирал мухоморы в ближнем распадке. Поздней осенью эти грибы набирают особую силу. – Может, и мне поможет? – спросил он неуверенно. Лицо его осунулось, плечи заострились, кожаная куртка висела, как на перекладине огородного страшила: – Пустишь переночевать? Никогда раньше не спрашивал. Никогда день завтрашний не загадывал: «Отдышусь у тебя дня за три?..» Будто вручил Сане эти свои дни. Без особой надежды, но и без мороки. Достал из рюкзака водку, взял два стакана. – Я не буду, – отказался хозяин. – Твое дело, – согласился гость. – А я не могу. Тоску снять надо! Он повел плечом, ловя знакомую боль под лопаткой. – Было такое, – Саня даже крякнул немного, словно после выпитой водки. Вечером душу загасить, что домну остудить, – не выплавит она утром радости. – Что-то придавило меня, – в стакане опять булькнуло. – Не могу уже трезвым оставаться наедине с собой! Особенно вечером. Боюсь… – У меня тоже, – подтвердил Саня. – Вечер все длиннее становится… После возвращения не было ему покоя. Душа как на привязи: вспоминал Саня монастырь и Катю с горящей свечой. Не в силах удерживать ревнивые мысли, он хотел видеть ее не иначе, как в той мирской одежде, идущей на свидание. С утра он ходил в часовню. Но молчало ее нутро. Пусто было возле икон; прервалось уютное движение, как тяга в остывшей печке. Даже огонек свечи дичился его дыхания и клонился набок. Все эти дни он рисовал «Моление Иисуса о чаше», положив картон на подоконник. Яркий свет отражался от первого снега. А блуждавшие линии сходились в одном месте, как будто вызывая откуда дорогой образ! Рисунок получался зыбким и туманным, мутилось в глазах, словно от куриной слепоты. 34 В конце ноября в монастырь приехала бригада реставраторов. Один из них – красивый разбитной мужик Вова – повадился ходить в кочегарку и тайно пить водку: – Я у Бога на полставки! – подмигивал он Коле, доставая из-за пазухи бутылку. Коля тоже пригублял от скуки. А с реставратором все ж было веселей. – У меня своя мастерская в городе, – рассказывал Вова, неспешно выпивая. – Думаешь, одни иконы на уме? У меня стена полностью обклеена фотографиями первейших красавиц. – Он игриво улыбнулся. – В разных позах! Я в них больше нахожу линий, ну там глаз, бровей… для нашего дела! – Не знаю, как ты малюешь, но пьешь мастерски! – отозвался Коля с иронией, чтобы как-то заглушить совесть. – Да не то чтобы, – поскромничал Вова. – Это у меня от встречи с отцом!.. Рос безотцовщиной. Но хлебнул однажды с папашей. Было ему семнадцать лет, когда приехал к ним домой здоровенный мужик: ушлый, тертый, басистый. Работал снабженцем на Севере. Достал бутылку водки, мол, с сыном хочу поговорить! Налил парню полный стакан – сын выпил, под одобрительное цоканье отца, и отрубился. Папаша уплыл в туман и больше не вернулся. А у Вовы похмелье на всю жизнь осталось. Однажды красавчик поделился с Колей, что моет у них полы девка, «чертей – полный омут!». – Думаешь, грешна? – Кочегар накрыл ладонью свой стакан. Но Вова не заметил перемены в его лице: – Так, ломается для виду. – Ты предлагал, что ли? – Коля сел поближе и весь как-то напрягся. Но реставратор подумал, что это от монастырского воздержания такой интерес: – Пришла сюда как в аптеку: фрау-тест ей нужен, а не молитва! Задержка у нее, – он покрутил ладонью возле виска. – Не в том ее талант! |