Онлайн книга «Таежная вечерня»
|
– Тихо, – оборвала вдруг Катя и стала напряженно вслушиваться в звуки тайги. Шумели ручьи, соловьи надрывались. Теплые сумерки ложились на землю. – Слышите? – спросила она, но, поняв, что ее не слушают, поставила локти на стол и уткнулась в ладони подбородком. – Одичала ты тут совсем! – Буча лег у костра на принесенные им поленья. Шмель отложил гитару; он встал и обнял девушку, вернее, прижался к ней одним боком, потом другим, как будто таким образом пытаясь избавиться от своей боли. – Все, Саня, – громко произнес Буча, чувствуя, что иссякает их кураж, – забираем мы у тебя девку!.. Он окинул хмурым взглядом часовню, встречая в ней единственное тому препятствие, потом домик, и смачно дунул в их сторону, словно посмеиваясь над тем, что все эти хлипкие постройки держатся только на честном слове. А Саня дивился, как странно вела себя Катя. Он и сам теперь странно улыбается, слушая ее голос, и смущается, когда Буча выпытывал: «Вы хоть спите вместе?» Луна поднялась высоко над пихтами. Ее рыхлый край слегка дымился, как пепел от костра. – Тащи баян, Катюха, – Шмель ковырял вилкой в банке с тушенкой. – Играй мне «Прощание славянки»! – Уходить собрался? – чуть капризно спросила Катя, потом таинственно добавила: – А то услышишь сейчас музычку, и быстро вернешься!.. – Играй! – не понял намека Шмель. Но с досадой посмотрел куда-то в сторону. – Не могу! – заупрямилась Катя. – А что так? Буча раскурил трубку: – Ломаешься коряво! – крикнул для затравочки. Сегодня он был явно не в духе, все это понимали и даже чувствовали, что настроение Паши катится под гору независимо от них. – Сказала: не буду! – Ну хоть объясни, – попросил Шмель устало. Ему и самому уже ничего не хотелось. – Машка не дает! – призналась Катя неожиданно. – Дразнит меня, зараза! Саня догадался, что она сказала это нарочно, чтобы завести сдувшегося мужика. Не могла же, на самом деле, быть между Катей и медведицей такая женская связь! Буча свалился с поленьев, уткнулся лицом в траву и как-то странно завыл. А Шмель достал из рюкзака ружье. Тряхнул им как погремушкой и положил на стол, сдвинув со звоном стаканы: – Играй! Сейчас посмотрим, что там за поклонники! Соловей придержал стаканы. – Чем заряжено-то? – спокойно поинтересовался он, рассматривая железный гребешок курка. – Попугать, – Буча поднял лицо, мокрое от росы, махнул рукой и чихнул так, что поднялась зола с краю костра. – Давай! А то я сам вам тут сбацаю!.. Катя принесла баян, покачиваясь на каблуках. Саня видел, как мучительно ей сейчас носить старую юбку вместе с красивыми сапожками: – Не стреляй только! Девушка отстранялась от Шмеля потому, что не нравилась себе сама. – Беги, дура! – Она заслонилась баяном и растянула бархатные мехи. Во влажном воздухе раскатились тоскливо-нахрапистые звуки марша. Шмель зашел к ней со спины и попытался распустить толстую косу. – Тихо! – остановила его Катя, мотнув головой, так что густые волосы сами рассыпались по плечам. – Слышите?.. Звук такой – на арфе своей играет! Минуты две ничего подобного не было слышно. Но вот из тайги донесся странный щипковый треск, похожий на звук выдираемых из доски ржавых гвоздей. – Что это, Саня? – Да в соседнем логу сухую березу переломило, – откликнулся Соловей, – и от комеля расщепило нижнюю половину. Ну, она и дерет эти щепки, будто подыгрывает… – Цирк! – со злостью засмеялся Паша. – Вам в цирке выступать: Катюха на баяне, медведиха с барабаном, а Саня с шапкой по кругу! В другой бы раз и посмеялись над его шуткой, но теперь чувствовали, что не ту арену видит он и вместо забавной суматохи намекает на что-то очень неприятное. – Играй еще! – Шмель взял ружье, вглядываясь в просвет меж деревьев. – Сильней! – Я боюсь! – крикнула Катя, боязливо посматривая на ствол ружья. – Попадешь в кого-нибудь! – В кого? В Саниного призрака? Шмель оглянулся на хозяина избы. Соловей набирал поленья в сарае, потом сходил в дом и принес для Кати сидушку из пенопласта: лавка уже была холодная… – А я видел однажды, как снимали шкуру с убитой медведицы, – произнес Буча тихо, стараясь сам себя успокоить. – У нее тело было чисто женское, только красное! Даже грудь на том же месте… маленькая такая. Шмель выстрелил наугад. Отдача от приклада прошлась по телу и застряла в виске: – Играй еще! – Не буду! – Я тебе денег дам! – Не надо! – С собой возьму! Катя рванула баян, лишь бы не манил. Широко расставила ноги, обнажив колени: «Гип-гип, джу-джа-ляри! Гип-гип…» Сейчас она вспоминала клыкастую пасть через зарешеченное окно. «Давай, подруга, давай! – мысленно подзадоривала Катя». – Сбацай им!.. В ответ ей донесся глухой звук лесной арфы, похожий на треск рвущегося брезента. – Смотри-ка, упорная! – удивился Шмель и опять куда-то прицелился. Соловей поднялся и встал перед дулом: – Не надо! – Жалко стало? – Кто прерывает удовольствие – долго не проживет! Ого! Это он о ком? Шмель опустил лобастую голову, соображая, есть ли ему сейчас в чем-то удовольствие. Он понюхал край дула, жадно втягивая в себя пороховой запах. Вот как, пыжился всю жизнь: стихи и женщин искал!.. А Соловей, что он может знать о наслаждении? Но вот живет же с ним Катюха. Видно, знает! Потому как здесь каждый цветок, каждый зверек ему подскажет! – Живет с бабой и не спит с ней!.. – насмешливо сказал Шмель. – Правда, Саня? – переспросил Буча, показывая, что брезгует даже смотреть в его сторону. – Наше дело. 44 В голове вспыхнула молния над Иисусом: еще недавно рисовал на иконе, вспоминая розовые жилки под женским коленом. – Правда? – допытывался Буча с угрюмой сосредоточенностью человека, который держит в душе что-то болезненное и только ждет случая выплеснуть свою кипучую жижу. – Не могу я баб понять! Вот что она в тебе нашла? – крикнул он Сане. – Что она тут забыла? Кате не понравилась грубость выпада. – Нельзя Соловью, – Шмель обнял девушку; проворные волосатые руки сжали девичью талию. – Он постриг принял! Катя вывернулась и спокойно взяла у него ружье: – Ты хоть бы на одну бутылку – одну свечку привозил!.. |