
Онлайн книга «Попробуйте отшутиться!»
Услышав свое имя, пес с минуту пристально смотрел на Лоринга Кемпера, потом помахал хвостом и, опустив глаза, застыл как статуя. Кемпер усмехнулся: В нем говорит порода, что-то вроде гордости, унаследованной от предков, простую дворнягу этому не научишь. У этого пса есть прошлое, и он чувствует ответственность за хозяина, в этом заключается вся его жизнь. Вы извините меня, Дженкинс, но он ведет себя так, словно пытается защитить вас от всего мира. И он пристально посмотрел мне в глаза. Но если он надеялся прочитать что-то на моем лице, то ему это не удалось. С видом непринужденной любезности и не отводя глаз, я сказал: — Я люблю его, хотя, по правде сказать, плохо разбираюсь в собаках. Он хороший друг, только я не думаю, что он так уж умен. Пожав плечами и широко улыбнувшись, Кемпер сменил тему. О Лоринге Кемпере я мог бы сказать одно — он, без сомнения, знал толк в собаках и понимал их натуру. В воскресенье мне принесли записку и сверток. Записка была без подписи, а в свертке оказалась камера особой конструкции. Я прочел записку: «Нас интересует письмо, подписанное Джорджем Смитом. Оно находится в сейфе. Вставьте его в камеру, настройте ее, подержите пятнадцать секунд, потом выньте письмо и уберите в сейф. За камерой придут позже». Я улыбнулся. Все было настолько очевидно, что доходило до абсурда. Я, Эд Дженкинс, мошенник международного класса, нахожусь в доме, где хранится одно из самых бесценных сокровищ, когда-либо попадавших в Америку. Такое украшение по карману только крупному коллекционеру, и даже тот, кто владеет им, вынужден ждать, когда улягутся страсти, чтобы заявить о своем приобретении открыто. Подобную драгоценность лучше всего хранить в тайне, даже сейф не является надежным укрытием. Случись что-нибудь с этой вещицей во время моего пребывания в доме… Да, все так просто, что можно не доводить мысль до конца. Когда в доме гостит всемирно известный мошенник и из сейфа пропадает бесценное сокровище, тут уж любой сопоставит факты и сделает выводы. Письмо — это явная выдумка. Герман даже не позаботился, чтобы его инструкции относительно письма Джорджа Смита выглядели хоть мало-мальски убедительно. В записке не говорилось, как фотографировать письмо — с одной стороны или с обеих, а имя было, совершенно очевидно, выдуманным. Меня не удивило бы, если бы в камере не оказалось линзы. Да, этот Дон Дж. Герман мне уже порядком поднадоел. Я бы мог посмеяться над ним от души, если бы не видел его лица, когда с него слетела маска и он предстал в своем истинном обличье. Сущий дьявол, а не человек. Поздно вечером в воскресенье, между одиннадцатью и двенадцатью часами, мне надлежало увлечь Кемпера беседой. Я хорошо понимал, что это означает. Бог ты мой, да десятилетний ребенок понял бы все. В половине одиннадцатого вечера в воскресенье я прошмыгнул в кабинет, открыл сейф и достал украшение. Положив на его место копию, я отправился искать Кемпера. С одиннадцати до двенадцати мы беседовали о собаках, Элен уже уехала. В тот вечер Кемпер был не склонен вести беседу, он смотрел мне в глаза и слушал. Вот черт, он только слушал, и все! А я долго и нудно рассказывал ему что-то о психологии собак, и мне уже начало казаться, что я схожу с ума. Наконец часы пробили полночь. Извинившись и стараясь придать голосу заинтересованность, я спросил, не хочет ли он спать. Он выглянул на улицу, потянулся, высоко подняв свои огромные руки, и сказал, что хочет сначала пройтись по саду. Я мысленно перекрестился и поспешил наверх. Влетев в кабинет, я открыл сейф — украшение исчезло. Вынув из кармана подлинник, я положил его на место и спустился вниз. Кемпера я нашел возле ограды. — Кстати… Только простите, что спрашиваю, но есть ли у вас в доме что-нибудь ценное на данный момент? Он повернулся и пристально посмотрел на меня: — Как же, есть, я хочу сказать — было, — произнес он, медленно растягивая слова, и прибавил: — Элен. Я не знал, смеяться мне или изобразить серьезность. Черт бы побрал это высшее общество с его манерами. — Дело в том, что, когда я выглянул из окна спальни, то заметил какого-то человека, он крался вдоль ограды, — сообщил я. — Так что если в доме есть что-нибудь ценное, вам лучше принять меры безопасности. При свете звезд я видел, что на его суровом лице появилась улыбка. — Это был сторож, — коротко пояснил он. Я стоял в нерешительности. — Спокойной ночи, Дженкинс. — Спокойной ночи, — ответил я и повернулся. Войдя через переднюю дверь, я прошел через длинный холл и вышел в заднюю. К счастью, гараж был расположен неподалеку от дома. Спустившись к нему по пандусу, я забрался в свою машину и завел двигатель. Отъезжая, я заметил, что одно из мест, где обычно стоят машины, пустует. Бобо лежал на полу машины, время от времени поскуливая в радостном предвкушении дальнейших событий. Он читал мои мысли лучше, чем любой психолог. Наверное, животные умеют настраиваться на нужную волну. Я надеялся, что успею к Герману вовремя, хотя и не был в этом уверен. Но должен же я использовать свой шанс! Я гнал машину как сумасшедший, пролетел на бешеной скорости три квартала и очутился перед высившимся в темноте большим домом. Выключив двигатель, я вышел из машины и, придерживая Бобо за холку, направился к ограде. Бобо побежал вперед, работая носом и вглядываясь в ночные тени своими зоркими, как у совы, глазами. Несколько минут спустя он повернулся ко мне и, склонив голову набок, помахал хвостом, как бы говоря, что путь свободен. Я подошел к окну, через которое уже забирался несколько ночей назад. В кабинете Германа горел свет, и в тот момент, когда я очутился перед окном, что-то заставило его быстрыми шагами удалиться в прихожую. Как и в прошлый раз, я перелез через подоконник, спрятался за столом и принялся ждать. Хлопнула входная дверь, потом послышались шаги и голос Германа, в котором слышались нотки разочарования: — Ко мне должны прийти, так что, пожалуйста, покороче. Это была Элен. Сейчас она выглядела на редкость красивой — яркие губы, сияющие глаза, длинные волосы, ниспадающие на плечи из-под полей шляпки. — Мистер Герман, я выполнила свою часть сделки. Остальное касается только вас и Дженкинса. Я хочу получить расписки. Он кивнул. Его толстые губы растянулись в слабой улыбке, и он подошел к сейфу. Снова я увидел, как он наклонился, отодвинул картину и набрал код. Через минуту он вернулся к ней с бумагой: — Вот, пожалуйста, моя дорогая. |