Книга Жиган, страница 27 – Евгений Сухов

– А еще что он вам рассказал?

– Еще он рассказал про вашу организацию.

– Вот как? – округлил припухлые глаза Гумилев – И что же «такого» он рассказал?

– Что существует подпольная антибольшевистская организация, ставящая своей целью ни много ни мало свержение большевистского строя и освобождение России от этой заразы. Кажется, он говорил это, надеясь заинтересовать меня и привлечь в качестве члена этой организации, – отрапортовал Голенищев-Кутузов.

– И каковым будет ваше решение?

– Мое решение таково: я, как офицер и разведчик, мог бы быть полезным для «Петроградской боевой организации», если она, конечно, боевая и ставит перед собой именно те цели, которые ею заявлены, – ответил Голенищев-Кутузов и сразу добавил: – А молоть воду в ступе, разглагольствуя о справедливости, социальном равенстве, народовластии и узурпировании этой власти большевиками у меня нет ни малейшего желания. Бурчать об этом я прекрасно могу и на собственной кухне…

– Если кухня эта у вас имеется, – немного насмешливо заметил Гумилев. – Насколько я понимаю, на данный момент ни кухни, ни кабинета или просто комнаты у вас нет. Поэтому Юрий Викторович и дал вам мой адрес, поскольку у себя дома вы проживать не можете: за вами придут из ЧК и попросту арестуют. А потом, после недолгого разбирательства, расстреляют. За участие в Белом движении. Вы, насколько мне известно, активно воевали против красных, и этого новая власть вам не простит никогда.

– Не думаю, что я сегодня один нахожусь в подобных обстоятельствах, – заметил Иван.

– Это так, – согласился с ним Гумилев. – Поэтому люди, подобные вам, и объединяются в организации, подобные нашей. Чтобы продолжать бороться, а значит, полноценно жить, не считая себя выброшенными за борт за ненадобностью.

– Я готов, – просто сказал Иван.

– Тогда, Иван Викторович, несколько дней вы поживете у меня, пока о вас не наведут справки, а потом я или ваш брат представят вас руководству нашей организации, которая и определит ваше место в ней. Скорее всего, вы, как боевой офицер, будете определены в военный отдел… Но… не будем пока ничего загадывать…

Два дня Голенищев-Кутузов безвылазно просидел в трехкомнатной квартире Гумилева, вернее, в комнатке не более трех квадратных саженей, очевидно являющейся гостевой, а ранее служившей комнатой для прислуги. Сам Николай Степанович уходил рано утром и возвращался уже вечером, после чего они ужинали, разговаривая мало и ни о чем.

Иван не спрашивал, как идут дела касательно его проверки на благонадежность, а Гумилев не заводил разговора об этом, возможно, потому, что ему самому о ходе такой проверки не было ничего известно.

В конце второго дня пребывания Ивана у Гумилева к ним на квартиру пришел Юрий. Не раздеваясь, он прямо с порога заявил:

– Собирайся, Иван. Поедем на твою новую квартиру. Теперь ты с нами.

Надо было полагать, что проверка закончилась. Иван собрал свои вещички, попрощался с Гумилевым и ушел вместе с Юрием.

Идти было всего ничего: до Лиговского проспекта. Близ Сангальского сада, в двухэтажном доходном доме для Ивана была снята небольшая квартирка, в которой ему предстояло жить.

– Место здесь неспокойное, зато квартиры дешевые, – сказал Юрий, когда они поднялись на второй этаж и зашли в однокомнатную квартирку. – Раньше квартира была четырехкомнатная, но хозяин после революции решил сделать из нее три квартиры, прорубил двери и поставил перегородки. Потом вышел декрет об отмене частной собственности на недвижимость, дом реквизировали, а хозяин исчез. Расстреляли, наверное… Сюда вселились пролетарии и мелкая интеллигенция. Это жилье одного из них. Он наш. Его пока в городе нет, так что живи. Через пару дней мы тебе документы выправим.

– Не надо документов, – сказал Иван.

– Почему?

– У меня уже есть…

Он показал брату паспортную и трудовую книжки. Юрий осмотрел их, хмыкнул, что означало: доволен.

– Значит, Голованов Петр Степанович, – задумчиво протянул он.

– Он самый. Член профсоюза, разъездной агент. В Петрограде по торговым делам.

– Не стану спрашивать, откуда у тебя такие бумаги, – произнес Юрий.

– И правильно, – ответил Иван.

Вечером на конспиративной квартире «Петроградской боевой организации» «Петра Голованова» представили человеку под псевдонимом «Голубь».

– Вы будете входить в мою пятерку, – сказал он, пожимая Ивану руку. – Прошу выполнять мои распоряжения беспрекословно.

– Как в армии? – улыбнувшись, посмотрел на него Иван.

– Как в армии, – серьезно ответил Голубь.

В конце января двадцать первого года Голенищев-Кутузов, то есть Петр Голованов, побывал вместе с Голубем и еще двумя курьерами из его пятерки в Финляндии. У «Петроградской боевой организации» на границе с финнами имелся коридор, через который из Петрограда нелегально переправлялись люди, которым было опасно оставаться в Советской России, а из Финляндии засылались в Петроград разведчики из эмигрантских кругов, чтобы оценить имеющуюся обстановку на месте.

Курьеры профессора Таганцева носили туда и обратно почту, газеты, письма от родственников-эмигрантов и деньги: «Петроградская боевая организация», как оказалось, подпитывалась эмигрантскими деньгами и кредитами, выдаваемыми из разведывательного отдела финского Генерального штаба. Частенько курьеры-почтальоны сами не ведали, что несут в Финляндию или обратно, в Советскую Россию.

Для Ивана это была разовая поездка, больше в Финляндию он не ходил (не брали) и стал использоваться в качестве сопровождающего лица, одновременно с исполнением функций телохранителя.

В начале февраля Голенищеву-Кутузову поручили сопровождать в Москву некоего Ефимова. Иван догадывался, что «Ефимов» всего лишь псевдоним, а на самом деле человек с явно фальшивой фамилией занимает одно из ключевых положений в «Петроградской боевой организации». Иначе тот, к кому они приехали, попросту не пустил бы никакого Ефимова на порог. А приехали они ни много ни мало к бывшему генералу от инфантерии Андрею Медардовичу Зайончковскому и бывшему начальнику штаба Тринадцатой армии РККА, которого большевики, с его полного согласия, использовали в качестве советника. Однако Андрей Медардович был советником и у «Петроградской боевой организации». И когда при встрече бывший генерал назвал «Ефимова» Владимиром Николаевичем, Иван понял, что в этот раз он сопровождает самого Таганцева, главу их организации.

О чем они говорили в течение двух дней пребывания в Москве, Иван не знал. Генерал и Владимир Таганцев закрывались в кабинете, много курили, и их возбужденные голоса глухо раздавались за закрытыми дверьми. Похоже, поездка Таганцева в Москву не была безуспешной: расставаясь с Андреем Медардовичем, он выглядел довольным и даже окрыленным.

А в Петрограде тем временем урезали хлебные пайки. Жизнь и так была далеко не сахар, но, когда рабочие вместо недостаточного пайка стали получать паек «голодный», который еще и задерживали, их терпение лопнуло.