Книга Милые обманщицы. Невероятные, страница 32 – Сара Шепард

– Ты ничего не сказал про это Вилдену?

– Конечно, нет, – заверил ее Лукас. – Просто… я беспокоюсь за тебя. Кто-то специально наехал на тебя. Ужас.

– Не бери в голову, – перебила его Ханна, скрестив руки на груди. – И пожалуйста, прошу тебя, ни слова не говори об этом Вилдену. Ладно?

– Ладно, – пообещал Лукас. – Конечно.

– Отлично, – громко произнесла Ханна.

Она глотнула воды из стакана, который стоял у ее кровати. Каждый раз, когда она отваживалась признать очевидное – что ее сбил «Э», – разум ее цепенел, отказываясь анализировать случившееся.

– Здорово, да, что Мона организует вечеринку в мою честь? – спросила Ханна, стремясь увести разговор в другое русло. – Она замечательная подруга. Все так говорят.

Лукас теребил застежку своих часов Nike.

– Я не уверен, что ей можно доверять, – буркнул он.

– Это ты о чем?

Лукас медлил с ответом.

– Ну же, – раздраженно подстегнула его Ханна. – В чем дело?

Лукас наклонился, отогнул одеяло с лица Ханны, обхватил ее щеки ладонями и поцеловал девушку. Его мягкие теплые губы слились с ее губами так естественно, словно так и должно было быть. Ханну пробрала сладостная дрожь.

Когда Лукас отстранился от нее, они оба, тяжело дыша, долго смотрели друг на друга; за это время электрокардиограф, к которому была подключена Ханна, пикнул семь раз. Ханна не сомневалась, что вид у нее ошалелый.

– Помнишь? – спросил Лукас, глядя на нее во все глаза.

Ханна наморщила лоб.

– Что… помню?

Лукас снова уставился на нее долгим взглядом, который то вспыхивал, то гас. Потом отвернулся.

– М-мне пора, – смущенно пробормотал он и выскочил из палаты.

Ханна смотрела ему вслед. Ее припухшие губы все еще горели от его поцелуя. Что это было?

В тот день, в то же самое время, после обеда, Ария стояла у здания факультета изобразительных искусств колледжа Холлис, наблюдая за группой ребят, занимающихся капоэйрой ^[72] на газоне. Этот вид искусства Ария никогда не понимала. Очень точно капоэйру охарактеризовал ее брат, сказав, что это никакой не бразильский боевой танец – больше похоже на то, будто исполнители, по примеру собак, пытаются обнюхать интимные места друг у друга.

На ее плечо легла чья-то худая холодная рука, и чей-то голос прошептал на ухо:

– Пришла на занятие по искусству?

Ария окаменела.

– Мередит.

Сегодня на Мередит были рваные джинсы и зеленый блейзер в тонкую полоску, через плечо перекинут рюкзак цвета хаки. Под ее взглядом Ария чувствовала себя крошечным муравьем, попавшим под лупу.

– Ты ведь посещаешь курс по бездумному искусству? – уточнила Мередит. Ария тупо кивнула, и Мередит глянула на наручные часы. – Тогда поторопись. Начало через пять минут.

Ария поняла, что ее загнали в угол. Она подумывала о том, чтобы бросить этот курс – ей как-то не улыбалось по два часа проводить в компании Дженны Кавано: встреча с ней воскресила не самые приятные воспоминания. Но Ария знала, что Мередит расскажет отцу, и Байрон прочтет ей лекцию о том, что нехорошо пренебрегать благотворительностью Мередит.

– До самой аудитории меня поведешь? – огрызнулась Ария, накинув на плечи розовый кардиган.

– Вообще-то… нет, – вроде бы удивилась Мередит. – У меня дела. Важные… дела.

Ария закатила глаза: она ведь пошутила. Но глаза у Мередит забегали, будто та скрывала что-то значительное, и Арию посетила страшная мысль: а что, если эти ее важные дела касаются подготовки к свадьбе? Ария даже думать не хотела о том, что Мередит и ее отец предстанут перед алтарем, поклянутся друг другу в любви и верности, но ужасная картина все равно лезла в голову.

Не попрощавшись с Мередит, Ария вошла в здание факультета и, перескакивая сразу через две ступеньки, поднялась на нужный этаж. В аудитории Сабрина, готовясь начать занятие, велела студентам найти для себя рабочие места. Все забегали, как в детсадовской игре, в которой дети под музыку бросаются занимать стулья, и, когда пыль улеглась, Ария увидела лишь один свободный стол… возле девушки с белой тростью и большой собакой-поводырем – золотистым ретривером. Ну конечно.

Казалось, глаза Дженны неотступно следили за Арией, пока она в своих расписных шлепках на тонкой подошве, хлопающих по деревянным половицам, шла к свободному месту. Пес Дженны приветливо задышал, когда Ария проходила мимо. Сегодня на Дженне была черная блузка с глубоким вырезом, из которого чуть выглядывал черный кружевной бюстгальтер. Будь здесь Майк, он, наверное, проникся бы к Дженне обожанием, потому что мог бы спокойно пялиться на ее грудь. Когда Ария села, Дженна склонила голову в ее сторону.

– Как тебя зовут?

– М-м… Джессика, – ляпнула Ария, прежде чем успела себя остановить.

Она глянула на Сабрину, стоявшую перед аудиторией. Зачастую преподаватели по изобразительному искусству, работавшие в системе непрерывного образования, не спрашивали у студентов имена, и Ария надеялась, что Сабрина не станет ее вычислять по наущению Мередит.

– А я – Дженна.

Она протянула руку, Ария пожала ее и быстро отвернулась, размышляя, как ей удастся досидеть до конца занятия. Утром, за завтраком в кухне-паноптикуме Мередит ей вспомнился еще один случай с Дженной, – возможно, его воскресили в памяти злобные карлики, стоявшие на холодильнике. Эли, Ария и остальные прозвали Дженну Белоснежкой, как героиню диснеевского фильма. Однажды их класс отправили собирать яблоки в плодовый питомник Лонгвуд, и Эли предложила окунуть одно в унитаз грязного женского туалета и дать Дженне, – по примеру злой ведьмы в фильме, хитростью заставившей Белоснежку съесть отравленное яблоко.

Эли велела Арии угостить Дженну – она всегда поручала другим выполнять за нее грязную работу.

– Это яблоко особенное, – обратилась Ария к Дженне, протягивая фрукт. Эли за ее спиной сдавленно фыркнула. – Фермер сказал, что оно с того дерева, на котором растут самые душистые плоды. И мне захотелось тебя порадовать.

Дженна удивилась и растрогалась. Но только она отгрызла большой сочный кусок, Эли радостно завопила.

– Ты ешь яблоко, на которое попи́сали! Фу-у-у!

Дженна прекратила жевать, яблоко вывалилось у нее изо рта.

Ария тряхнула головой, изгоняя это мерзкое воспоминание, и тут заметила стопку картин маслом на краю стола Дженны. Портреты людей, яркие, выписанные сочными мазками.