Онлайн книга «Великий раскол»
|
Он остановился и сердито посмотрел на окна. – Я вам докажу, темники! – бормотал он. – А то на! Чернил и бумаги не давать Никону… то-то! И он снова глянул в свою бумагу. – «…Да они же, государь, кирилловские монахи, говорили моим ферапонтовским старцам: «Кушает-де ваш батька нас». И я, государь, благодатию Божиею не человекоядец…» При последнем слове он, казалось, что-то вспомнил и, потушив свечи, подошел к стоявшему в правом углу аналою, взял лежавшие на нем четки, надел клобук и пошел к дверям, шурша ногами, обутыми в плисовые, на меху из белки, сапоги, подбитые мягкою кожею. В сенцах повстречался тот же, с голым подбородком, служка и подошел под благословение. Старик мотнул в воздухе ладонью и как-то сердито ткнул в губы служке. На крыльце он остановился и прищурился. На дворе начиналась дневная суета. То там, то здесь показывались черная скуфья или клобук и, увидев старика, торопливо проходили, потупив головы или низко кланяясь. С коровьего двора слышалось, как там усердно доили коров, и часто слышались возгласы: «Стой, стой, буренка!» или мычание коров и голодных телят. На дровянике стучал топор. В соседней избе, сквозь открытые окна, сердито гудела струна монастырского шерстобита. Два стрельца шли с берега и расчесывали мокрые волосы роговыми гребенками. На заднем дворе ржал скучающий по матери жеребенок, и в ответ ему слышалось: «Тпрусеньки-тпруси…» Все это, казалось, еще более сердило старика… Да и неудивительно: то ли это, что на Москве когда-то бывало, когда загудут, бывало, разом все сорок сороков, провозвещая славу Господу Вседержителю да святейшему патриарху Никону! Эко времечко-то было… И все прахом пошло… На решетчатых переходах, ведущих в старые кельи, показался средних лет мужчина в мирской одежде, в голубом легком камзоле, сафьянных сапогах со скрипом и в пуховой шляпе. Небольшая бородка на полном скуластом лице, черные с узким разрезом глаза и стоячие уши отдавали татарковатостью. Пришедший издали снял шляпу и почтительно подошел под благословение к старику. Старик и у этого мотнул ладонью перед носом и ткнул в губы тылью правой руки. – Буди здрав, святой отец, – сказал пришедший. – Спасибо, князь Самойло, – брюзгливо отвечал старик. – Хорошо ли есте почивал, святой отец? – Како почивал! Всеё ночь не спал! – сердился старик. – Ну, годы-то твои, святой отец, не маленькие: сон-ат и нейдет. – Каки еще мои годы-ста! – пуще прежнего рассердился старик. – Аще в силах, осьмдесят… а мне и семидесяти-ту нет! А то на! Годы-ста! Князь Самойло Шайсупов, он приставлен был смотреть за Никоном, незаметно улыбнулся своими узкими татарковатыми глазами и потупился. – Черти мне спать не давали, вот кто! – продолжал сердиться старик. Пристав поднял на него удивленные глаза. – Кирилловский архимандритишко с своими иночишками ко мне в келью чертей напустил! – Как чертей напустил, святой отец? – изумился Шайсупов. – А так! Дворецкий их говорил про меня: «Кому он хоромы строит? Чертям, что ли, в них жить!» Вот что, слышишь? Чертям жить! – Так что ж из того, что дурень мелет? – То-то мелет… А вечор, в ночь, не ведаю, какая птицы, яко вран черна, пролетела сквозь все кельи и исчезла неведомо куда… – Да то, может, и была ворона. – Толкуй, дурачок! Ворона в келью не залетит. – Так, надоть думать, ластушка. – Ласточки все спали давно. – А я тебе скажу, святой отец, кто это летал: нетопырь, мышь летуча… Старик окончательно рассердился. – Да что ты меня учишь! Учен гораздо!.. А ты б попробовал сам уснуть в моей келье: ноне ночью демоны двожды с меня одеяло сволочили долой… – Ай-ай? С нами крест! – притворно изумлялся пристав. – Зверьми страшными скакали, старцы кирилловские, языки на меня извеся, что псы, лаяли… – Ай-ай-ай! Эки страхи! – Я ноне о сем великому государю отписал… И Аввакумку протопопа в тонце сне видел: у нево на двух перстах бесик, бес махонький сидел и на сопели играл… – Те-те-те… вон они, дела-те, н-ну! Из дровяника вышел молодой служка в фартуке и с вязанкою дров. Никон издали остановил его, замахав клюкою. Сложив дрова наземь, служка торопливо подошел к старику, тщательно вытирая руки о фартук и поправляя свою белокурую туго заплетенную косичку. Подойдя под благословение, он добродушно глядел своими большими серыми глазами и ожидал приказаний. – Что поздно печь затопляешь? – по-прежнему сердито спросил старик. – Затопил, – был короткий ответ. – А что ноне стряпать мне будешь? – Что позволишь. – Ушицы мне свари из стерлядок, да окуньков туда прикинь, да ершиков, да налимью печеночку приметни. Да чтоб лучку и перчику впору, поболе вкинь, да сольцы не забудь… А? – Добро-ста, – снова был короткий ответ. Ответ этот так и вскипятил старика. Голова его затряслась еще более, губы и борода задвигались, щеки покраснели, и клюка так и заходила в руке. – Ты опять меня идолом зовешь! А! – закричал он со старческой запальчивостью. – Я тебе приказывал не называть меня идолом, а! Служка – это был Никонов поварок Ларка, большой искусник стряпать, отряженный к особе бывшего патриарха из Кирилловского монастыря; поварок безмолвно переминался на месте и добродушно глядел то на сердящегося старика, то на недоумевающего пристава. Князь Шайсупов действительно даже рот разинул от изумления… «Какой идол? Кто его называл идолом?» – А! Приказывал я тебе? Приказывал? А? – горячился старик. – Говори, приказывал? – Приказывал-ста. – Так напредки не смей обзывать меня идолом… я христианин… Поварок молчит, а пристав, уставившись в землю, улыбается себе татарковатыми глазами. Старик начинает понемногу успокаиваться. – Ну, так уху свари мне, да поядренее, слышишь? А? – Слышу-ста. – Да биточек из щучки сколоти, с лучком же, да чтоб без костей… да масла доброго орехового, да подрумянь, да не пересуши… понял? А? – Понял-ста. – Да на сковородке-те и подай, чтоб шипело… Слышишь? – Слышу-ста, не впервой. – Да теши межукосной… нет, теши не надоть… Осетринки доброй изжарь, да посочнее, чтобы мягко было, что пух, и лимонцу ломтиками нарежь ровненько… Да огурчиков в уксусе да рыжиков подашь, клюковки там моченой, яблочков в патоке, а? – Добро-ста. И опять этот ответ, это несчастное «добро-ста» взбеленило старика. Он даже отшатнулся назад. |