Онлайн книга «И всё, что будет после…»
|
– А кто наши с тобой прототипы? Всю жизнь, что ли, миллионерами были? Нет! Какие-то смутные ощущения зашевелились в голове у Жоры… Рука подняла стакан, в нос ударила вонючая самогонка. Он силился что-то сообразить и, чуть отхлебнув, поставил стопку на стол: – Т-т-так вы же?.. Вр-р-роде… – Нет!.. Так мы по третьей никогда не выпьем! – обидчиво протянул Пепка. – Нас отвлекают, шеф… – На экране показалось лицо с бровями. – А он, как думаешь, заливает? – Что́ ему!.. – Пьёт, пьёт, подлец!.. По лицу видно. Но сам-то – пей, сколько влезет, не жалко. А народ спаивать зачем? – погрозил пальцем паршивец. – Народ-то чем провинился? – А как это у них там в басне? «…Да только тем, что хочется мне кушать»!. – Вот-вот, шеф! Кушать хочется, а на всех – не хватает. Только тем, кто при «державе» – и перепадёт! У-уу! – погрозил Пепка кулаком бровастому на экране. – Так вот тебе для чего держава-то нужна! – Народ, положим, голодал всегда… – начал глубокомысленно «фиолетовый». – Естественно, народ всё стерпит! Но спаивать его зачем? Губить-то?!. – А что он может ему предложить? – Ну, Альпы, допустим, нет. Уровень дохода не тот. И почему он у них такой низкий?!. Ну, а вот высокую духовную культуру? – Да что он понимает в культуре? Глянь-ка на его профиль! Экран показал его во всей красе. – Щёки из-за ушей торчат! – прыснул Пепка. – Ай, срам! – засмущалась цыганка. – Навошта? Як мне, дык, яго жалка… – Ах, вам его жаль, мамаша? А вот, вас ему, поверьте, нисколько! В хате он вашей никогда не жил и земляного пола, думаю, в глаза не видел даже в царское дорежимное время… – И вообще, почему у них такой непроизводительный труд? Отчего кругом такая бедность? – Страна наша багатая! – гордо сказала цыганка. – Позвольте, мамаша, с вами не согласиться. Видел я ваш земляной пол. И вижу… как живёт ваш гениальный племянник. – А чым ён кепска жыве? Телевизар, вунь, яки добры… – Ну, это, допустим, следует отдать должное японской инженерной мысли и его собственным гениальным способностям. – Выпьем за гениев-одиночек! Как прорывается трава сквозь асфальт… – Да чем он т-такой г-гениальный? – не выдержал, наконец, Жора. – Вы его в т-третий раз т-так уже называете, а он н-на учёте в милиции состоит… – Все мы, молодой человек, где-нибудь состоим. Кто в милиции… – Или там в ЦРУ… – Либо в другой похожей на эту организации, а кто у господа бога на службе. Вот, вы, к примеру, тоже не представились… – Документики не показали! – Да что там спорить! – прервал болтовню учитель. – Бедность! А что вы хотите? Тысячелетнее рабство сто лет как кончилось. – Вы имеете в виду крепостное право? – Именно так, если назвать всё своими именами. Давно ли освободились? – Так ведь, и не освободились, если сказать по совести. Просто слова другие придумали: «счастливый коммунистический труд»! «Ударное строительство социализма»… – Смеётесь?! Не знаете вы, молодой человек, что такое рабство! С чужих слов… – Ну, ну… – принялся успокаивать Пепка. – Радости-то, что вы не с чужих знаете… Злиться надо не на меня. Знать надо, на кого злиться… Заиграли фанфары. Полилась радостно-бравурная музыка. Теперь поле стадиона меняло краски. Людская толпа невидимо колыхалась, качественный телевизор изумительно передавал оттенки. Цветное зрелище было потрясающим. Симпатичный мишка умилительно улетал в облака. – Ба! Это-то и есть плагиат? – вскричал Пепка и, подбросив вверх головной убор, зааплодировал. – Браво! Браво! Вот случай, когда их история не соврала! – Она и не собиралась врать, Чесь. Только это будет уже не их история… Зрители прощально махали с трибун. Цыганка пустила слезу. Фиолетовый иностранец, который оставался единственным, кто сидел спиной к телевизору, тоже повернулся и посмотрел, куда смотрели все. – Мы никогда не поймём друг друга… – сказал он до того тихо и вновь отвернувшись от экрана, что слышать мог только Жора, сидевший напротив глаза в глаза, а, может, и вовсе ничего сказано не было… Но, сказано, видимо, было, потому как Пепка вставил и тут свои «пять копеек»: – Вы правы, шеф! Ой, как верно! Отнять столько времени у людей! Репетиции, тренировки!.. Хрен с ними, с Альпами… А вот ежели б всё это время… да моральному совершенствованию посвятить! – Мы по-разному смотрим на вещи, – продолжал иностранец, и опять показалось Жоре, что слышит его он один, – и до того по-разному, что вам этого не понять. Самое страшное преступление для правителей – не делать народ умнее… – И чего только не делать, чтобы не делать! Ну, надо же… – зевнул паршивец, скептически глядя на экран. – Сколько же они руками махать-то будут?… Впрочем, как у них там?.. Махать… – не строить?.. Работа – не волк, в лес не убежит… Да ни один трудолюбивый народ в Европе такую поговорку не поймёт! Русский менталитет… Эх! А вам подавай – «умнее»! Культуру вам подавай. Чего захотели! Да после перестройки последнюю отберут… Нет, на стадионы уже гонять не станут. Разве что – послушать попсу. Так очень умно! Народ, который слушает «не попсу», а Барда… – разве будет терпеть, что с ним творят? – Он ещё раз вяло зевнул и, демонстративно отодвинув манжет серой робы, посмотрел на свою руку, где у каждого нормального человека есть часы, но у него их, видимо, отродясь не было. – Мне-то что? Пусть машут… У меня и своих забот по горло… Пепка пожал плечами и отвернулся, но его шеф выглядел таким грустным, что Жоре сделалось не по себе. – Только вас, Командор, жалко… Просто сердце сейчас разорвётся, как жаль… Возьмите таблетку… Иностранец отвёл протянутую Пепкину руку с неизвестно откуда взявшейся белой пилюлей на ладони и сказал вдруг изменившимся, каким-то хриплым, но до боли знакомым голосом: – Чьё-то сердце сейчас разорвётся… – Да… Если есть среди них хоть один с честным сердцем, оно не выдержит… Командор! – вскричал Пепка, взглянув на часы, которых, готов был поклясться Жора, не было ещё минуту назад. – Неужели? – Оно уже разорвалось… – Это Бард? Мы опоздали? Нет! Оно ещё бьётся здесь… Я слышу. – Нет, это второе почувствовало потерю, едва родившись… – Но первое? Оно было там? – Мы ошиблись… Он умер, Чесь! – Он не мог умереть сейчас… Нет-нет! – Скорая не приехала. – Ах, какие же подлецы его окружали! |