Книга В кольце твоих рук, страница 71 – Анна Васильевна Дубчак

Тьма окутала дом своим бархатным покрывалом. Половицы тихо поскрипывали под ногами. Прихрамывая, Маша добралась до лестницы. Хорошо, что никто не видит ее сейчас. У нее, наверное, все так ясно написано на лице.

Под дверью матери вдруг засеребрилась полоска света.

— Маша! — раздался ее знакомый, слегка задыхающийся голос. — Зайди ко мне, Маша!

Маша нехотя отворила дверь. Мать лежала на высоко взбитых подушках, пристально вглядываясь в нее широко открытыми глазами. Ни тени сна на усталом лице, беспокойный шелест пальцев по простыне.

— Почему ты так поздно?

Молчание.

— Да говори же, ради Бога, не мучь меня. Что случилось?

— Ничего.

— Ничего? Как же ничего? Одежда вся разодрана. Нога… Что с ногой?

— Пустяки. Просто неудачно упала с велосипеда. Коленку разбила. Вадим как раз проезжал мимо, отвез к себе, перевязал.

— Надо же, Вадим. Уже и Вадим. Это который записку привез?

— Нет, это его шофер. Сева.

— Шофер. Подумать только! Приехал, сунул твою бумажку, ничего толком не объяснил и укатил. Я и опомниться не успела.

Она сжала ладонями виски, отчего лицо ее стало узким и маленьким, как у ребенка.

— Да не переживай ты так, мама. Я дома. Все хорошо.

— Ты на себя только посмотри. Глазищи на пол-лица. Маша, милая, ты не должна с ним больше встречаться. Обещай мне!

— Я не могу, мама, — тихо сказала Маша.

Ужас промелькнул в глазах матери.

— Ты… Он… У вас что-то было?

Маша неуверенно покачала головой. Как назвать то, что возникло сегодня между ними? Как объяснить?

— Это мне кара за то, что воспитала тебя такой, — простонала мать. — Тургеневской девушкой. Ты мечтаешь о чистой, неземной любви, а он совсем не этого ищет.

— Откуда ты знаешь? — взволнованно сказала Маша. — Ты же его никогда не видела.

— Маша, ты умница. Рассуди здраво. Он богат, много перевидал в своей жизни, все ему доступно. Встретил наивную дурочку, у которой от фантазий только что крылья за спиной не растут, и решил позабавиться на досуге.

— Не говори так, не надо! — вскричала Маша, затыкая уши руками.

Слова матери хлестали, резали, жгли нестерпимо. Все очарование этой ночи разбилось вдребезги о ледяную жестокость этих фраз. Маша вдруг вспомнила, как резко обошелся Вадим с Лилей. Ее бледное, окаменевшее лицо встало перед глазами. Он был жесток с ней и ничуть не сожалел об этом. Ни тени тепла, сострадания, жалости. Значит, он может быть таким. А ведь их явно что-то связывало. Рано или поздно, но это должно было произойти, сказал он ей. А может быть, он прав и все кончается именно так, холодной жестокостью? Ледяной холод охватил ее. Что будет, если когда-нибудь он поступит так же и с ней? Нет, нет, не может быть!

— Вот ты уже и кричишь на меня, — удрученно произнесла мать.

Маша посмотрела на нее невидящими глазами. Прошлое, о котором она так упорно старалась забыть, встало перед ней, скалясь прямо в лицо.

— А ты забыла, почему мы здесь? — прошептала Маша и сама не узнала своего голоса.

Это произошло три года назад. Мама тогда работала в ПТУ учительницей русского языка и литературы. Он учился в ее классе. Коля Клюев, худой, сутуловатый паренек с бледным круглым лицом и стриженными неровным ежиком волосами. Нелюдимый и замкнутый, он был парией среди сверстников. Над ним вечно издевались, беспощадно и жестоко, как это нередко бывает среди подростков. Ей часто приходилось вступаться за него. Он жил со старой бабушкой и, судя по убогой одежде, сильно нуждался. Родители бросили его еще ребенком и вовсе не заботились о судьбе сына.

Учился он скверно, и его не раз собирались отчислить, но Машина мать всякий раз отстаивала его. Нельзя такого выбрасывать на улицу, доказывала она, покатится по наклонной плоскости, а так хоть, худо-бедно, а профессию получит.

Однажды после уроков она зашла зачем-то в класс и увидела на последней парте нахохлившуюся, сгорбленную фигурку.

— Коля, — удивленно сказала она. — Почему ты не идешь домой?

Он долго отмалчивался, но потом ей наконец удалось выяснить, что его обещали избить по дороге из училища. Кто и за что, он так и не сказал.

— Пойдем со мной, — решительно сказала она. — Никто тебя не тронет.

Как-то так само собой вышло, что она пригласила его к себе на обед. Она довольно часто приглашала учеников домой, позаниматься или просто так, и Машу это никогда не смущало. Но на этот раз все было иначе.

За все время, пока он был у них, Коля не проронил и десятка слов, обходясь в основном мимикой, кивками, а чаще неопределенным пожатием плеч. Это было бы ничего, если отнести подобную неловкость за счет незнакомого общества, природной стеснительности и недостатка воспитания. Но Маше чудилось, что дело вовсе не в этом, хотя, безусловно, присутствовало и первое, и второе, и третье.

Ее не покидало чувство, что он пристально следит за ней и отделывается односложными ответами, просто чтобы не отвлекаться. Его белесые, слегка прищуренные, узкие глаза чем-то напоминали волчьи, и Маша вдруг почувствовала себя дичью, которую выслеживает хищник.

Она попыталась отогнать неприятное ощущение, посмеяться над своими, вдруг возникшими, страхами, но у нее ничего не вышло. Стоило ей лишь взглянуть в его сторону, и под ложечкой возникал неприятный холодок, будто предупреждение об опасности.

Когда он наконец ушел, Маша впервые за весь день вздохнула свободно.

— Ты была странная сегодня, Маша, — сказала ей мать слегка недовольным тоном. — Что это на тебя нашло? Почти и не говорила с бедным мальчиком.

— Он мне не понравился, — честно ответила Маша.

Она не привыкла что-либо скрывать от матери, даже если и знала, что ей будет неприятно.

— Ничего удивительного. Он такой забитый, неловкий, закомплексованный, так нуждается в нормальном человеческом отношении. Вот посмотришь, как он преобразится, если станет бывать у нас почаще.

— Но я вовсе не хочу, чтобы он часто бывал у нас, — возразила Маша. — Я бы ничуть не сожалела, если бы вообще никогда его больше не увидела. — И, подумав, добавила: — Есть в нем что-то жутковатое.

— Ну, ну, не надо преувеличивать. Ты же будущий педагог. Наше дело не только учить, но и исцелять детские души, если они больны. Если удастся спасти хоть одного такого несчастного, свое жизненное предназначение можно считать выполненным. — Она говорила горячо, увлеченно и с такой убедительностью, что Маша невольно заразилась ее настроением. — Этот мальчик балансирует на краю пропасти. Один маленький толчок в ту или другую сторону решит его дальнейшую судьбу. Мы реально можем помочь ему, даже не столько я, сколько ты. Вы почти одного возраста, у вас больше точек соприкосновения. Он с таким восхищением смотрел на тебя. Займись им, Маша. Это будет большое, благородное дело.