Книга Золотая струя. Роман-комедия, страница 33 – Сергей Жмакин

Богема присел на скамейку, закурил.

– Дядя Толя, чего ты из года в год мучаешься со своей картошкой? Она все равно у тебя не уродится, здесь почва для нее плохая.

– В этом году уродится, – уверенно сказал Сидоров. Он чуть поджимал пальцем отверстие шланга, струя фонтаном разбивалась на мелкие брызги и падала на землю радужным дождем. – Я хорошее удобрение нашел.

– Проще по осени купить на базаре несколько мешков отборной картошки да и не париться.

– Я могу и самосвал картошки купить, но здесь дело принципа, – сказал Сидоров – Вот увидишь, я докажу, что здесь дело не в плохой почве, а в умении сделать ее плодородной. А ты чего приехал?

– Завтра нам работа предстоит.

– Знаю я, мы же всё обговорили. Первый раз, что ли.

– А что, Анюта Тульчак передумала и вернулась? Покажешь ее? – закричала Маруся от грядки.

– Нет, не вернулась, – крикнул в ответ Богема. – Приехала другая знаменитость, еще похлеще.

– Кто это?

– Кржижановский.

Маруся, забыв про морковку, так и застыла на корячках.

– Шутишь, что ли? – спросил Сидоров.

– Серьезно. Век воли не видать. – Богема шлепнул себя по лбу, убивая комара. – А нам-то что с того? Мы же говорили с тобой на эту тему. Главное, клиент платит деньги, а кто он там – хоть папа римский – нам по барабану.

Сидоров молчал. Он потуже натянул на лоб козырек бейсболки, спасая глаза от назойливого солнца. Фонтан из шланга брызнул еще выше. Подошла Маруся, присела рядом с Богемой.

– И что ему надо? – спросила она, отряхивая землю с колен.

– Кржижановскому? Того же, что и другим. Хочешь на него живого посмотреть? – улыбнулся Богема.

– Вот еще! Он мне в телевизоре надоел. Ох, совсем люди сдурели. Летят к нам в такую даль из Москвы. Как говорится, коту делать нечего, так он яйца лижет.

Сидоров бросил шланг в ботву.

– Иди, мать, занимайся своими делами, – сказал он, подходя к скамейке. – Дай нам поговорить.

– Чего иди? Опять иди? Я тоже хочу про Кржижановского послушать, – зароптала Маруся.

– Потом Витька тебе про этого упыря расскажет. Иди, Маша, у нас чисто мужской разговор.

Маруся ушла допалывать грядку. Сидоров, усевшись на скамейку, тоже закурил. Богема вкратце рассказал, откуда взялся Кржижановский.

– Ага, понятно, – задумчиво произнес Сидоров. – Витя, вот послушай меня, только спокойно послушай и постарайся меня понять. Скажи, я – художник?

– Художник, – обреченно кивнул Богема.

– Я свободный художник?

– Свободный. Дядя Толя, ты опять заводишь старую волынку. Уже ведь обговорили это вопрос и решили к нему не возвращаться.

– Нет, погоди. Есть вещи, о которых просто так не отмахнешься, – упрямо продолжал Сидоров. – Вот этот Кржижановский, он ведь явная мразь. Он корчит из себя этакого борца за интересы народа и вроде бы правду говорит, и простой народ ему верит, а на самом деле он людей обдуривает. За то, что он мелет своим поганым языком, его давно надо в тюрягу посадить. Ты согласен?

– Пусть даже и согласен. Дядя Толя, есть еще и такое понятие – бизнес.

– Погоди пока про бизнес… И вот я, свободный художник, не хочу рисовать подлеца, а ты меня заставляешь. Где же моя свобода? Причем, я ведь не отказываю всем подряд. Витя, почему я не могу сделать свой выбор?

– Да потому что надо ловить момент, дядя Толя! Понимаешь? Ловить момент! – Богема вскочил, притоптал окурок, не в силах унять раздражение. – Ты думаешь, интерес к твоему творчеству будет вечным? Нет! Сегодня идет пруха непонятная какая-то. Мода, что ли. А завтра – раз и всё, никому ты не нужен! Это же не хлеб, который всегда, каждый день был и будет востребован. Поэтому надо успевать! Забудь пока о свободе! Забудь! Вот когда у тебя не будет работы, тогда ты будешь по-настоящему свободным. А пока надо деньги зарабатывать, и плевать, кто их тебе будет платить. Это первое. А второе – это то, что если мы сейчас откажем этому уроду Кржижановскому, нам могут вообще перекрыть кислород, запретить рисовать.

– Как это мне можно запретить рисовать? – иронично удивился Сидоров. – Я могу этим и дома заниматься.

– Обвинят в мошенничестве, припаяют статью, и попробуй докажи, что ты не верблюд. Вот и выбирай, что лучше: помахивать своим причиндалом перед носом у таких, как Кржижановский, и иметь пачку денег в кармане, или остаться свободным художником и гордо ходить с голым задом.

– Толя, я домик в деревне хочу! – издали жалобно крикнула Маруся, понуро склонившись над грядкой.

– Тьфу ты, эта еще уши греет, подслушивает, – в сердцах сплюнул Сидоров. – Витька, ты мне скажи, я разве чего-то должен Кржижановскому? Да на хрен он мне сдался!

– Должен, не должен, считай, что это издержки твоей популярности. Не все гладко в жизни бывает, не мне тебя учить. В общем, будем работать, невзирая на личности. Хорошо?

Сидоров молчал.

– Так, всё, как говорится, я умываю руки, – решительно сказал Богема. – Уговаривать больше не буду. Мне что, больше всех надо? Не хотите, как хотите. С сегодняшнего дня все заказы отменяются, я выхожу из дела. Не хочу больше нервы мотать, здоровье дороже. Всё, прощевайте. – И он быстро пошел через огород, через двор, бормоча ругательства.

– Витька, постой! Не дури, Витька! – слышал он за спиной голос Сидорова.

Маруся догнала его за воротами возле автомобиля. Ухватила за руку.

– Назад! – сказал она строго и почему-то басом. – Назад, кому говорю!

– Чего тебе? – с досадой оглянулся Богема.

– Вернись, Он согласен.

– Да ну его. Сейчас согласен, завтра опять будет голову морочить. Смотрите, какие мы тонкие натуры! Интеллигент паршивый.

– Перестань. Вы обсуждали, он просто поделился своими сомнениями. – Она потянула его за руку.

В воротах появился Сидоров.

– Чего психовать-то? – произнес он. – Ты хочешь, чтобы я перед тобой «чего изволите»? – И он сделал фигуру что-то навроде книксена. – Чтобы я тебе честь отдавал? – И он неожиданно стал вышагивать вдоль ворот туда-сюда строевым шагом, приложив руку «к козырьку» и приговаривая: – Ать-два! Ать-два! Есть, товарищ командир! Слушаюсь, товарищ командир! Будет сделано, товарищ командир! Чего изволите, товарищ командир!

– Толя, не пугай соседей. – Маруся едва сдерживала смех. – Подумают, что ты с ума сошел.

Богема тоже невольно улыбнулся.

– Ты этого хочешь? – Сидоров остановился и ударил себя кулаком в грудь. – А я человек, Витя! Понимаешь? Человек!

* * *

Кржижановский явился вовремя. За пару часов до сеанса к Богеме приехал юный кржижановец, забрал договор и скоренько вернул с подписью шефа. И даже печать какую-то свою шлепнули.