Книга Исполнение мольбы, страница 47 – Вера Авалиани

На столе валялся помидор, рядом – крошки хлеба. Что-то из кастрюли заливало газ.

– Посмотри на меня, я не противен тебе с красным лысым черепом?

Софья лукаво взглянула, – С волосами было лучше. Но теперь я буду уверена, что ни одного сантиметра их другая женщина не касалась.

– Не знал, что ты такая ревнивая, Софи, – сказал Клод, отпуская гламурную кухарку, благоухаущую духами, одетую в красивое платье и туфли на каблуках.

– Я и сама не знала, что даже день без тебя будит во мне страхи и подозрения, что ты передумаешь брать меня в жены. А вот теперь нарядилась к твоему приходу. Чтобы быть лучше тех, кого ты сегодня видел. Москвички вечером одеваются так, будто спустились с подиума.

– Тогда я не буду тебя раздевать, пообещал Клод, беря ее на руки и отправляясь в спальню прямо в пальто и сапогах. Мой принцип – если что-то очень нравится, то менять это вредно. – Ничего, что я прошел в квартиру в обуви? Мне кажется, что у вас тут так не принято, нужно переобуваться в тапки.

Софи легкомысленно махнула рукой, дескать, не важно.

Я сегодня представлял, как привел тебя в мой дом. – Продолжил Клод, пока Соня оттирала нечто пролитое с плиты. Я хочу дать тебе большой, надежный дом. Ты ведь хочешь дом?

– Ну, с этим ты чуть-чуть опоздал. Сейчас-то у меня есть эта квартира. Точнее, будет – после суда со свекровью. А вот когда я собиралась спать на лавочке на остановке, думала что парень, звавший меня замуж, струсил и бросил меня, я была в отчаянии. И поэтому дом был самым главным в моей жизни. Тогда Павел и привез меня сюда.

Клод продолжил, стараясь отвлечь мысли Софии от прошлого:

– В моих мечтах мы сидели на террасе, обнимались. И было так хорошо. И фикус был такой, что высовывался над крышей.

София впервые заинтересовалась: А можно там фигус держать на террасе? У нас бы он вымерз в октябрю.

Софья не захотела сделать вид, что Клод не стал уверять, что серьезно говорил о женитьбе.

– А тебя еще не разочаровали во мне ушибы об углы твоего и моего характера.

– У меня нет углов. Их стесали. Я буду таким, чтобы тебе было хорошо рядом. Любым.

Она смотрит на него и губы у нее дрожат.

– Ты все же выйдешь за меня или нет? – наконец сказал он фразу, которую от него ждала Соня.

– А ты все еще хочешь меня в жены? Я же убийца и распутница.

Клод, блеснув улыбкой, встает, идет к двери:

– Ты же не разочаровалась во мне из-за того, что череп у меня неровный? Или потому что у меня ребенок? Или потому что я хотел убить жену? Если нет, то я весь твой.

София же ответила серьезно: – А я …я боюсь поверить тебе. Таких как ты – не бывает. Не может быть. Я не переживу еще одно крушение идеала. Уходи.

Клод весь напрягся. Он понял, что Софии говорит серьезно.

Ангелы мечутся в панике под потолком. Если Клод одумался, то Софья то может «упереться рогом»! Каждый вечер она будет его бросать что ли.

Софья продолжала истерить на «ровном месте».

– Пойми, я Бога просила о таком, как ты. Но я тебе не верю. Ты меня не ревновал. Значит, и любовь твоя трусливая и маленькая. Мне надо дождаться своего мужчину.

Соня замолчала и отвернулась от Клода. Ведь в его глазах сейчас столько такого, чего она не видела никогда. Какое-то фосфорисцирование.

Ангелы в оба уха умоляют Софью одуматься, повернуть голову, не упрямиться, не буксовать на ровном месте. Но она упорно не смотрит на Клода и ждет, когда тот покинет помещение. Ей, по сути, хочется ему отомстить. За что? За все плохое, что делали с ней другие?

Но Клод мысли читать не умеет. Он видит, что Софи отвернулась от него и ждет, пока он уйдет. Ведь он и сам так не раз делал с Жиз – отпускал ее долгим молчанием куда подальше.

Подумав так, он резко разворачивается и уходит в прихожую.

Ангел парит над ним, упираясь руками в оголенный череп. Но мужчина уже ушел в ночь.

Клод идти, не разбирая дороги, даже через оживленный проспект.

Ангелы всех встречных водителей работают в такие моменты, как регулировщики. Они видят сигнал, который подает рукой Ангел Клода – цифру ноль, сложенную из большого и указательного пальцев (вслух передают друг другу) – Этого сумасшедшего надо спасти. Он охраняется волей Абсолюта.

Зато водители грузовиков, выливают на голову психа, шагающего под машины тонны мата. Словно в кузове их везли, копили и нашли на кого сгрузить всю досаду на пробки, на похмелье, на боль в шее. И тут он – весь такой высокий и прекрасный, идет, как сомнамбула. Самоубийца!

София кинулась к окну и тревожно наблюдает, как он идет наперерез мчащимся машинам, даже не глядя на них.

Соня все это время клянет себя последними словами, свой комплекс неполноценности или манию величия – черт его знает что двигало ею в тот момент, когда она ни с того ни с сего выгнала любимого, только что пережившего ожог, из дома!

– Господи, спаси его. Даже если я его больше не увижу, спаси его, а?!

Потом она кидается вслед Клоду в платье и на каблуках, сбегает по лестнице, пересекает проспект – к счастью, зажегся зеленый свет. И… не знает, куда он делся, в какую сторону пошел дальше. Бежит прямо. Не находит.

И пока она идет обратно к своему подъезду, в голове ее начинают складываться стихи:

Возвращается домой с тяжелым сердцем лучше идя по лестнице. Соня так и оттягивала приход туда, где никто тебя не ждет.

У своей двери она обреченно поднимает от пола зареванные глаза. А тот, которого она уже не надеялась встретить никогда стоит у косяка. Он вернулся!!!

– Я почувствовал, что ты передумала. Соня, ты оставила открытой дверь, не взяла ключи. Я зашел и увидел, что ты убежала, в чем была, и вышел сюда, что б ты не вздумала рыдать на лестнице. Ты не сможешь жить без меня даже в самом бытовом смысле слова, Софи.

Соня, опять же повинуясь знаменитой женской логике, кинулась на него с кулаками:

– Не смей от меня уходить! Да, я буду все время проверять нас на разрыв. А ты – не вздумай отрываться. Честно, меня пугает многое в тебе. Твоя смелость, практичность, скорость твоих решений…

Клод начал смеяться, будто она его не била, а щекотала.

– Ладно, не буду, я стал забитым подкаблучником!

– Просто, мне кажется, что ты играешь со мной в поддавки, – сообщила Клоду Софья, – Признайся, просто привык терпеть в доме плохую женщину. Или ты притворяешься, что способен все мне прощать?