Онлайн книга «Дырчатая луна»
|
– Как ты его дотащила? – Да не так уж трудно… Трудно было ваш Шлюпочный проезд найти. Здесь все такое запутанное. – Это с непривычки, – снисходительно сказал Лесь. – Ага… – выдохнула Гайка. Она теперь была не в школьном платьице, а в красно-белом клетчатом сарафанчике, и Лесь подумал, что в этом наряде Гайка еще симпатичнее. Впрочем, подумал мельком. Больше самой Гайки его интересовал словарь. – Где тут про гульку? – Сейчас… Это будто специально про тебя, я же говорила… – торопливо улыбалась Гайка. – Вот… – Она развернула книгу, где была сделана закладка. – Смотри. Лесь прочитал: «Гулькин… С гулькин нос – очень мало, ничтожное количество (от ласкового названия голубя – гуля, гулька)». – «Ничтожное количество»… – обиженно хмыкнул он. – Но ведь не прыщ и не шишка! Это же с голубем связано, а голубь – он красивый… ой! – Она засмеялась. Лесь тоже, потому что получилось как по заказу – хлопая крыльями, сел на рейку с флагом голубь – сизый житель окрестных пустырей. Поворковал, глянул на Леся и Гайку по-хорошему и улетел… Они поболтали немного о том, о сем, а потом Лесь показал Гайке инкубатор. После этого повел ее в дом и познакомил с Кузей. Кузя добросовестно продемонстрировал свои таланты. И наконец дружески прыгнул Гайке на плечо. Она вздрогнула. – Не бойся, – сказал Лесь, – не кусается. – А если током щелкнет? – Хорошего человека не щелкнет! – Разве он знает, кто хороший, а кто нет? – Чувствует… Ты ведь не хочешь ему вреда? – Нет… Только он лапками щекочет. Когда у меня будет свой, я привыкну. Тут Лесь погрустнел и озаботился. А Кузя прыгнул с Гайкиного плеча в сандалию на стене. Гайка похвалила: – Какой уютный дом ты ему придумал. – Я не придумывал, это он сам выбрал. А сандалета была еще раньше прибита, год назад. – Зачем?! – Ну… такой у меня обычай. Как лето кончается, я изношенную сандалию прибиваю над кроватью. Двадцать первого сентября. Это осеннее равноденствие и мой день рождения… – Ой, а я тоже в сентябре родилась, только раньше, четырнадцатого!.. Лесь, кузнечик выведется к четырнадцатому? – Нет, наверно, не успеет, – бормотнул Лесь. – Ну, ничего. А насчет сандалии ты здорово придумал. Лето будто прилипло к стенке. Лесь повеселел: – У меня про нее даже стихи сложились: Мне вот эта Сандалета Помогает Помнить лето… – Молодец какой! – восхитилась Гайка. – Ты часто стихи сочиняешь? – Никогда в жизни! Это один раз, случайно. – Все равно молодец… А почему это Кузя спрятался? – Застеснялся… Гайка, пойдем на крышу, там ветерок. Флаг по-прежнему полоскал на ветерке. – Лесь, ты зачем его поднял? Для красоты? Лесь пошевелил на босой ноге пальцем с желтой ниткой. – Нет. Не для красоты… Гайка проговорила неуверенно: – Получается, что ваш дом как корабль, который все время меняет курс влево. – Дело не в этом, – рассеянно отозвался Лесь. – А в чем? Лесь смотрел на крышу сарая, где сиял никелированным ободом отражатель. Гайку все больше тревожило его молчание. – Ты… почему ничего не говоришь? Тогда Лесь ответил насупленно и решительно: – Я тебя обидеть боюсь, а сделать ничего нельзя. – Что… нельзя? – по-настоящему перепугалась Гайка. – Я тебе обещал желтого кузнечика. А это не получится. До равноденствия успеет вывестись всего один, и я должен отдать его… другому человеку. – Какому человеку? – прошептала Гайка. – Одному мальчишке… Так получилось… – Ну-ка расскажи, – потребовала Гайка и сама удивилась своему решительному тону. Лесь послушался. Рассказал про Ашотика. – Сама видишь, Гайка, ему кузнечик нужнее. Гайка притихла, сидела печальная. – Обиделась, – вздохнул Лесь. Печально, однако без мысли изменить решение. – Ничуть, – искренне сказала Гайка. – То есть я обиделась, только не на это. – А на что? – Ну… на то, что ты подумал… будто я могу обидеться. А я же понимаю. – Хорошо, что понимаешь… – А ты… вообще глупый, – чуть слышно выговорила Гайка. – Отчего же? – Оттого… – Гайка заскоблила черепицу краем босоножки. – Дело разве в кузнечике? – А в чем? – И у Леся затеплели уши. Он прочитал ответ в ее ускользнувшем взгляде: «В тебе дело. Лишь бы ты не расхотел со мной дружить». – Весной и летом я тебе выведу хоть целый табун, – неуверенно пообещал он. – Когда солнце опять наберет силу. Это было неразумно: ведь Гайка сию минуту сказала, что дело не в кузнечике. Сообразив про такую несуразность, Лесь смутился еще больше. Но тут же – по своей привычке высказываться бесхитростно – спросил: – Ты, наверно боишься, что если я решил отдать кузнечика другому, то, значит, мне на тебя наплевать, да? Гайка снова кинула в него боязливый взгляд: «А тебе… не наплевать?» Лесь объяснил серьезно, весомо так: – Мы же договорились на берегу, что теперь как родственники. Гайка повела облупленным плечом: – Ну и что… родственники. Они ведь не друзья, они всякие бывают. Например… как твоя тетя Це-це… – И выдохнула со смесью ужаса и храбрости: – Нет уж, я так не хочу… – Так и не будет. Она – просто тетя, а я тебе… ну, почти что родитель. Разве забыла? – Родители у меня давно есть, – уже без стеснения, просто с грустью сообщила Гайка. – А вот друга… ну, такого, самого-самого… никогда не было. Ни среди девчонок, ни среди мальчишек. Лесь не отвечал, глядя с крыши в дальние дали, на морской горизонт. Но Гайка теперь чувствовала, что он не отгораживается от нее. Он прислушивается – и к ней, и к себе. И совсем перестала бояться своей откровенности. – А у тебя… такой друг есть? Лесь мотнул головой – так, что белые волосы разлетелись над ушами. – «Самого-самого» нету… Я его только во сне видел. – Расскажешь? – шепотом спросила Гайка. Она сидела на черепице в сторонке от Леся, а теперь придвинулась вплотную. Было солнечно и спокойно, морской ветерок дружески обвевал Леся, и Гайка была славная, и все вокруг было хорошо. И Лесь подумал, что отчего бы и не рассказать про это? |