
Онлайн книга «Ограниченный контингент. Рожденные в СССР»
– Это же квота! Я её не успел даже откопировать! Ты хоть врубаешься, дура, что твоя кошка натворила?! Алина ойкнула и испуганно прикрыла рот рукой. Марат бушевал. – Тысяча тонн! Как мне Никитичу… Завод, что, останавливать теперь до Нового года?! Так, забирай свою уродину и неси отсюда бегом, куда хочешь. А котят я сейчас в Пряжке… Утоплю нахер. Рыдания Алины сопровождались истеричным мяуканьем Зебры. Марат выдрал из коробки теплые комочки, побросал в пластиковый пакет. Грохнул дверью, чуть не убив бежавшую за ним растерянную кошку… * * * От октябрьской Пряжки тянуло холодом. Марат вывалил котят из пакета в воду и сел на брошенный на берегу бетонный блок. Маленькие слепые червячки извивались, пытаясь грести крохотными лапами. Мяукать они ещё не умели и издавали какой-то тонкий, безнадежный писк. Тагиров, не в силах смотреть на казнь, встал и пошел по берегу. Прошел несколько шагов. Остановился. И бросился назад, на бегу сдирая пиджак. * * * Алина сидела на затоптанном полу возле пустой картонной коробки, тихо скуля. Слёзы катились, не переставая. У закрытой двери жалобно мяукала Зебра, не отрывая взгляда от дверной ручки. Алина всхлипнула и зарыдала в голос. Так она плакала только один раз: когда любимый заставил её сделать аборт и бросил через неделю… Гулко загремели шаги в коридоре. Дверь распахнулась, кошка мявкнула и метнулась под стол. Тагиров вошел, оставляя мокрые следы и воняя тиной. К груди он прижимал сверток в темных сырых пятнах. – Так, харе реветь. Помогай. Развернул изгаженный пиджак. Котята расползались, тыкаясь слепыми мордочками в грязные руки. – Полотенце принеси или тряпку какую-нибудь. А то померзнут после купания. Алина всхлипнула, метнулась к шкафу. Ничего не нашла и побежала в коридор. – Ты куда? – Я в столовую к девочкам, там точно что-нибудь есть… Марат плюнул, сорвал через голову водолазку, уложил в коробку. Перенес котят и позвал кошку. – Эй, мамаша! Принимайте своё хозяйство. Когда Алина вернулась с полотенцами и бутылкой молока, Зебра уже закончила вылизывать детей. Мурлыкала маленьким внутренним моторчиком, согревая уткнувшиеся в живот комочки. – Спасибо, Марат Тимурович! – За что, тютя? Лучше придумай, что мне Никитичу завтра говорить. Или уж сразу заявление по собственному писать… – А давайте я сама схожу к Председателю, а? Попрошу, чтобы копию квоты выдали… Не может так быть, чтобы нельзя было ничего сделать. – Забудь. Тебя там и на порог не пустят. Деловые все, слуги народа. – Ну… Я попробую. Я всё-таки когда-то художественной гимнастикой занималась. – Алина! Ты дура совсем? Причём тут гимнастика? – Мне кажется, что поможет. Чувствую почему-то… * * * Тагиров зашел в склад, осторожно поставил коробку на пол. Громко позвал: – Иваныч! Иваныч, отзовись. Начальник склада, кряхтя, слез со стремянки, приставленной к стеллажу. – Ну чего орёшь? Видишь, ревизию делаю. Отгрузки одна за другой, всё никак не успеваю. Что надо? – Друг, выручай, приюти моих кошек на время. Из приемной отзвонились, директор на обходе, и к нам планирует зайти. Увидит этот детсад – в жопу мне засунет, а у меня и так разговор будет неприятный. Квоту мы… Просрали, словом. Иваныч вздохнул. – Ага, а мне этот зверинец в самый раз. Только от СЭС акта не хватает для счастливой жизни. Ладно, оставляй. Максимум на сутки. Марат благодарно пожал руку и побежал к себе. * * * Телефон настойчиво трезвонил. Запыхавшийся Тагиров проскочил в кабинет, схватил трубку. В коридоре уже слышались шаги. – Алё, это Алина! Ну всё в порядке, копию нам выдадут. А Властолюб Властолюбыч, оказывается, очень милый человек, хи-хи. – Фу-у-у. Ну ты умничка! Спасибо огромное, молодец. Вовремя. Директор спросил с порога: – Чего там у тебя вовремя? – Да у меня в службе всё вовремя, Валерий Никитич. За директорской спиной толпилась свита, щурясь на тусклую лампочку и морщась от запаха плесени. – Молодцы! Освоились с экспортом, выручили завод. Я-то не верил, если честно. Одно только плохо. Марат напрягся. – Что именно? – Да что такая передовая служба в таких жутких условиях сидит. Ты же не думаешь на белорусах и латышах останавливаться, так? Пора уже и на Европу замахнуться! Или даже на Японию. А, Марат? Вот приедут самураи, увидят это подземелье, блох твоих неистребимых – и сбегут, ничего не купив, хе-хе. Комендант! – Я тут, Валерий Никитич! – Выдели службе Тагирова лучшее помещение в заводоуправлении. Завтра придешь, доложишь предложения. Ну, давайте, трудитесь. Не будем мешать. Марат оглядел стены в потёках, тусклое запылённое окошко под потолком. – Да… Вроде сарай сараем, а свыклись как-то. Столько всего тут пережили. Даже переезжать не хочется… Притихшие блохи грустили под плинтусом… * * * – Иваныч, ну давай решим как-нибудь. У тебя же складские помещения вон какие огромные. Спрячешь где-нибудь кошек в закутке – никто и слова не скажет. Мне их некуда больше пристраивать. А я в долгу не останусь. Хочешь, коньяку достану? Настоящего, армянского! – На фиг мне твой коньяк? У меня и так голова кругом. Никитич приказал неликвиды к новому году со склада продать. А куда их? Никому и на хер не нужны. – Что за неликвиды? – Да ещё с советских времен… Товары народного потребления, мать их ети. Дождик ёлочный, из отходов фольги сделан. Жуткий вид имеет, и руки об него дети порезать могут. Никто и тогда не покупал, а сейчас тем более не нужен – вон, в магазинах полно всяких новогодних украшений. И красивых, и безопасных. Десять больших коробок! Три года уже как лежат без движения. – Хм. А я вот что сделаю. Сейчас, под Новый Год, ажиотаж начнется – всем фольга будет нужна. И на шампанское, и на водку, и на шоколадки. Будем твой несчастный дождик в нагрузку продавать. Берешь пять тонн фольги – забирай коробку. А? Как тебе идея? – Да ну. Они упаковку потом откроют, ужаснутся и назад вернут. – Хрен там! Таможня добро если дала – назад уже не вернут. Никто не будет с границей из-за такой мелочи заморачиваться. – Ну давай. Баш на баш – ты неликвиды распродашь, я кошек твоих, так и быть, возьму на полный пансион. А коньяк вместе выпьем, гы-гы! |