Онлайн книга «Ограниченный контингент. Рожденные в СССР»
|
– Выпить – это всегда хорошо. Будем! Чокнулись, закурили. – Мне кажется, я понимаю, о чём ты, Каро. Ты продолжай, я слушаю тебя очень внимательно. – Думаешь? Ну ладно тогда. Это в ноябре было. Как сейчас… Третье ноября восемьдесят второго года, я на «Гоше» уже полгода баранку крутил. Шли мы большой колонной через перевал Саланг, из Кабула в Пули-Хумри. Снегопад, дорога скользкая, еле-еле двигались. Я в хвосте нашей автороты ехал. Когда рота начала входить в тоннель, мой Гоша заглох. Ни с того ни с сего! Зампотех орёт матом, вокруг меня прыгает, я в движок полез, всё перепробовал… Ни в какую! Не заводится, и всё тут! Жуткая каша на дороге, навстречу афганцы мирные на «барбухайках» ползут, в тоннеле техники полно… Колонна в тоннеле встала, там наша машина со встречным афганцем столкнулась. А двигатели никто не глушит: на высокогорье, да на севших аккумуляторах хрен заведешься потом. Ну, тоннель длинный – километра четыре. Выхлопные газы накопились… Дальше ты слышал, наверное. Наших ребят угорело до смерти человек семьдесят, не меньше. В основном из нашей роты, ещё пехота из охраны колонны. А афганцев – так и не знаю, сколько. Там несколько их автобусов ехало, набитых доверху… Три часа трупы таскали из тоннеля пополам с полуживыми… Зеленого цвета все. А когда после всей этой бодяги я в кабину сел и ключ повернул, Гоша завелся с полоборота, как ни в чём не бывало. Он меня от смерти спасал, понимаешь? Не дал в тоннель войти. Не дал. – Нам по другому рассказывали – будто там «духи» диверсию устроили, подорвали наливник, вот и сгорел народ. Типа сам Ахмат Шах Масуд всё организовал, Панджшерский Лев… – Пиздёж это всё. Ребята из-за бардака погибли. Нельзя было двухстороннее движение в тоннеле пускать, тем более погода такая говённая была, пробки в обе стороны… Наши начальники, как всегда, жопу свою прикрывали. Вот и выдумали про подрыв машины… Давай за ребят выпьем. – Ты говорил, Гоша тебя два раза от смерти спасал. А во второй раз как это было? – Потом… Потом как-нибудь. * * * Карапет так и приезжал каждые два-три месяца. Из Украины вёз кондитерские изделия, шампанское, горилку, из Кишинева – стиральные машины, из Минска – холодильники… Сдавал питерским коммерсантам и в обратный путь загружался под завязку алюминиевыми листами, лентами и фольгой… И каждый раз под окнами заводского офиса на Матисовом острове гремело разудалое: Ти ж мене пiдманула, ти ж мене пiдвела. Ти ж мене, молодого, з ума розуму звела… * * * Жирное полотно дороги ложится под колёса. Шуршит под шинами асфальтовая крошка, белая трассирующая очередь разметки летит в лобовое стекло, но потом уютно ложится вдоль левого борта. Километровые столбы бегут навстречу, чтобы выкрикнуть цифры – и навсегда исчезнуть за спиной… Ночные бивуаки дальнобойщиков у постов ГАИ. «Плечевые» проститутки, дуреющие на обочине от жарящего солнца. Тонированная «восьмерка», опасно вихляя кургузым задом, подрезает на трассе и снижает скорость. Стекло опускается, оттуда свешивается бледная рука, сжимающая в кулаке «ТТ»: тормози, олень! Из «жигуленка», совершенно не спеша, вылезают двое в «адидасах» с тремя полосками под коленками. Развинченно подходят. – Слы… За дорогу платил? – Здравствуйте, господа! Хорошие погоды стоят, не находите? – Слы! Ты МНЕ зубы-то не заговаривай. А то я ТЕБЕ зубы выбью. По одному. – Платил, а как же без этого? Достойная дорога, купил по сходной цене. – Кому платил? – Сереже Паровозу. Ещё когда Чернавку проезжал. А это вам он просил передать… – Чё ещё? – Бутылка минеральной водички. Он сказал, что вы на солнышке можете перегреться, просил позаботиться. – Слы, шутник. Езжай… Летящие наискосок серые тучи. Мокрые хлопья снега в лицо, натужный скрип дворников. Буксующие на подъемах фуры и фуры, уже уставшие и прилегшие отдохнуть в кюветах, разбросав груз по грязному асфальту… – Сержант Приходько, державна автоинспекция. Ваши документи на груз. Карапет роется в бардачке, извлекает на свет божий ужасно замызганные мятые листки. – Вот, пан офицер. – Гы-гы! Петро, йди сюди. Поглянь, який дивный папир. Минулого року, груз везе з Москвы до Мурманьска. Дурень, ты з розуму зьихав, чи ни? У Мурманьск идеш через Волынь, та ще по неправильних документах. – Там второй лист гляньте, пан офицер. Сержант обнаруживает приколотую скрепкой десятидолларовую купюру, довольно хмыкает и лениво изображает отдание чести. – Щасливой дороги, будьте обережни… И снова машина жрёт серое полотно, довольно урча. Под напором ветра ряды деревьев раскачиваются в безостановочных поклонах, бросая золотые монеты листьев под колёса. Телеграфные столбы гитарными струнами проводов очерчивают пространство, разрешенное к взлёту. Человек, крутящий баранку, думает, что это он выбирает дорогу, по которой ему ехать. Что стоит легко повернуть руль – и перед ним раскроются яркие наличники гостеприимной деревеньки. Или зеленый сумрак тайной браконьерской просеки… Но чаще всего мы выбираем дорогу, которая уже давно сама выбрала нас… * * * – Здорово, Марат-джан! – О! Контрабандист приехал наконец-то. Чего смурной такой, Карапет? – Блин, проблемы у меня. С грузом для вашего отдела бартера. – Присаживайся, колись, чего там у тебя стряслось. – На заводе в Кишиневе загрузился стиральными машинами для твоих бартерщиков, ещё и документы оформил все, как положено, дурак. Вам же, заводским, все бумажки нужны честь по чести, законники хреновы… А на выезде меня братва тормознула – мол, сгружай две машины в уплату за ворота, все так делают… – А ты чё? – А я ничё! Я им – не «все»! Дал по газам да ушёл. Только потом на украинской границе они меня встретили. Вместе с украинским таможенником, мать его за ногу. Четыре машинки сгрузили – типа, двойная такса за бунт. А таможенник вместо снятой молдавской пломбы свою повесил, козёл. – Да не бери в голову, разберемся. Подумаешь – четыре дерьмовых молдавских стиральных машины. Чаю хочешь? – Лучше коньяку. – Можно и коньяку. Как сам-то, как дома? – Да жена всю плешь проела… Говорит, весь Артёмовск над нами смеется. Денег, как у дурня махорки, а машины нет нормальной. В кинотеатр на «камазе» ездим. – Ну а ты? – Я ей говорю – тише ори, не дай Бог Гоша услышит, обидится… А она ржёт надо мной. Говорит, что я совсем с ума сошел со своим Гошей… |