Книга Офицерская баллада, страница 15 – Тимур Максютов

Взгляд лейтенанта сейчас, наверное, мог прожечь толстый лист брони не хуже кумулятивного заряда. Ольга Андреевна подняла насмешливые глаза, застегнула пуговичку. Тихо рассмеялась.

– Не отвлекайтесь, Марат! Стихи подобрали?

– Ну… Я думаю, Багрицкого, «Смерть пионерки».

Ольга Андреевна неожиданно рассердилась, прикусила нижнюю губку.

– Есть еще варианты? Мне казалось, что вы знаете много стихов, так что прошу меня не разочаровывать. Хотелось бы чего-нибудь неизбитого.

Марат растерялся, не понимая причину резкой перемены настроения. Ответил не сразу:

– Есть еще «Баллада о бессмертии» Роберта Рождественского. Я читал на концертах – сильная вещь, по-моему.

– Баллада. Бессмертие. – Ольга Андреевна будто пробовала эти слова на вкус. У нее явно испортилось настроение, только сейчас она выглядела не сердитой, а грустной. И усталой. – Хорошие слова по отдельности, а вместе какой-то безнадежностью отдает.

– Там комиссара расстреливают, и он перед смертью поет «Интернационал». Хотите, прочту сейчас?

– Нет, настроение не то. «Баллада» так «баллада» – включаем в программу. Лучше что-нибудь из Блока мне прочтите, хорошо?

Марат провел ладонью по не высохшим до сих пор кудрям (метель так и не кончилась, и он здорово промок, пока добирался до Дома офицеров). Прочистил горло.

Ольга Андреевна слушала, спрятав лицо в ладони. Тагиров давно закончил, но она так и сидела, не шевелясь. Белые хлопья летели на свет, с разбегу мягко прилипали к окну и, сползая по стеклу, равнодушно глядели в маленький захламленный кабинет, на глупого растерянного мальчишку и плачущую женщину.

* * *

На следующий день ветер стих. Степь, покрытая сверкающим снежным ковром, стреляла ярчайшими солнечными зайчиками. Выглядела празднично, будто тоже готовилась к годовщине Октябрьской революции.

В Доме офицеров прошло несколько репетиций концерта к седьмому ноября. Ольга Андреевна вела себя на них подчеркнуто официально и ни разу не назвала Марата «мой лейтенант». Словно стеснялась своих слез тем вьюжным вечером и всячески подчеркивала, что ничего особенного не произошло.

А может, как раз обижалась на то, что ничего особенного не произошло.

Тагиров злился на внезапно нападающее в ее присутствии смущенное бессилие. Чувствовал, что должен действовать решительно, – и понимал, что любые его поступки приведут прямиком в жуткую пропасть.

* * *

– Отлично выглядите, товарищ лейтенант!

Марат подглядывал в щелку занавеса, как начальник политотдела мотострелковой дивизии заканчивает торжественный доклад. Вздрогнул, обернулся. И замер от восхищения.

На Ольге было длинное, в пол, облегающее зеленое платье с искрой. Высоко уложенные волнистые (от слова «волновать») волосы открывали безупречные ушки, украшенные длинными сережками с какими-то очень красивыми большими камнями зеленого цвета.

Ольга Андреевна кокетливо изогнула стан, положив обнаженную руку на талию.

– Как я вам? – и легко обернулась вокруг оси на высоченных каблуках, продемонстрировав открытую спину. – Специально платье по цвету подобрала, чтобы гармонировать с вашей бирюзой.

– Это отпад! – восхищенный Тагиров не мог подобрать слов, речь вдруг стала косноязычной. – Просто обалденно!

Ольга Андреевна вздохнула.

– Эх, не те офицеры пошли! Вы бы еще сказали «зыко», фу! Не то что во времена незабвенного Михаила Юрьевича Лермонтова. «Отпад», – передразнила, смешно морща носик. – И это вместо «Обворожительно! Божественно! Само совершенство!».

Марат растерянно хлопал глазами. Промямлил:

– Ну да, конечно. Я так и хотел сказать…

Зал разразился громкими аплодисментами, искренне радуясь окончанию занудного доклада.

– Ладно, у вас еще будет возможность исправиться и проявить воображение, МОИ лейтенант. Пошли – публика вожделеет нашего выхода. – И подтолкнула Марата на сцену, в свет софитов.

* * *

Первое отделение пролетело на одном дыхании. Тагиров так вдохновенно прочел «Балладу», что сорвал овации. После объявления антракта Ольга убежала в гримерную, шепнув: «Молодец» и чмокнув Марата в щеку.

Чувствуя легкое головокружение, лейтенант вышел покурить на улицу, в толпу обсуждавших концерт солдат и офицеров. Солнце уходило, окрасив заснеженную степь в нежно-розовое.

«А ведь это – наш первый поцелуй! – подумал Тагиров и усмехнулся: – Можно вообразить, что будет второй».

– Э, лейтенант, письмо тебе, – рядом стоял каптер из второй роты, узбек Фарухов, и протягивал серый солдатский конверт без марки. – Примачук давал.

– Не «тебе», а «вам», – привычно поправил Марат. Взял конверт, повертел: никаких надписей. – Точно мне?

– Вам тебе, да! Он сказал: «Лейтенант, который комсомол, давай». Когда дембель ходил, мне давал, я тебе вам давал. Свой щека три, красный там.

Тагиров понял, что на щеке остался след помады. Кивнул, сунул письмо во внутренний карман и побежал в зал, на ходу вытирая ладонью Ольгину метку, – готовиться ко второму отделению.

* * *

– Концерт окончен, дорогие товарищи! А сейчас просим всех пройти в вестибюль, где будут танцы. И, конечно, вас ждет гостеприимный буфет. Еще раз всех с праздником!

Зал загремел складными креслами, зашумел, двинулся к выходам. Ольга выключила микрофон и повернулась к Марату:

– Ну что же, поздравляю с дебютом! Все прошло отлично – я в вас не сомневалась, мой лейтенант! Пойдемте?

Тагиров кивнул, спустился со сцены, подал руку. Ольга, подобрав длинный подол, застучала каблучками по ступенькам.

– Что же, рыцарь, проводите даму в танцевальную залу! Надеюсь, вы не обещали первый тур вальса какой-нибудь легкомысленной девице и я могу на вас рассчитывать? – и засмеялась своим необыкновенным смехом.

– Ну что вы, Ольга Андреевна, никому я ничего не обещал, кроме вас!

– Хм. Странно. Мне казалось, что и мне вы ничего не обещали, ха-ха-ха! – Ольга явно развлекалась.

– А это у вас изумруды в сережках? – спросил Тагиров, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Да. Под цвет моих глаз. И ваших, кстати, тоже. Муж привез из Египта – в командировке там был.

У Марата резко испортилось настроение. Тем более что на выходе из зала их ждал полковник Сундуков. На удивление довольный.

– Ну че, комсомол, молодцом! Как ты прям! До печенок своим стихом. Продрало! Ну, и без запинок вел. Не опозорил честь рембазы. Еще бы хоть в половину так же хорошо службу исполнял – глядишь, драл бы я тебя чуток пореже, ха-ха-ха!