Онлайн книга «Ваганьковский приют»
|
– И все? – удивилась Вероника. Она ожидала услышать какой-то таинственный план с похищением. Ей самой хотелось погони, выстрелов. А вместо этого предлагалось всего-навсего отвезти Риту к ворожее. – И все? – снова спросила она. – Все, – подтвердила ворожея. – Риту? К вам? А зачем? – невольно вырвалось у нее. Ворожея усмехнулась. – Я должна ей погадать. Это гадание сложное, для него подходит только один день в году. – Какой? – День равноденствия. – И все? – Теперь все. Кстати, у Маргариты в сумке будут ключи от вашей квартиры? – продолжила она. – Ключи? – Да. – В самом деле? – У Вероники перехватило дыхание. Она дернулась как от удара током. Ее ключи перекочевали в сумку Риты? Надо же. Такого поворота она никак не ожидала. Ну и сестра у нее, ну и гадюка! – Света отдаст, чтобы Маргарита приходила и проверяла квартиру. Цветочки поливала. Вероника стиснула кулаки. – Цветочки поливала? Мне вытащить ключи? – Нет, не надо, – покачала головой ворожея. – Мы будем действовать по нашему плану. Ключи от нас никуда не денутся. Вероника уже плохо соображала, когда ворожея протянула ей свою фотографию. Она автоматически взяла ее, перевернула и на обороте прочитала: «Веронике от Катерины. 24 июня – самый длинный день в году и самая короткая ночь». – Мне, наверное, пора уходить? – Вероника сделала попытку встать. – Еще рано, – остановила ее ворожея. – Почему? – Потому что вы не узнали самое главное. – О чем? – О вашем отце. Вероника подумала, что ослышалась. – И кто же он? Ворожея помедлила, повертела головой по сторонам. – Ваш отец никогда не был прокурором. – Мой отец никогда не был прокурором? – вслед за ней повторила Вероника, ей захотелось рассмеяться в лицо этой зарвавшейся лгунье. Никакая она не ворожея, просто мошенница. Дает читать глупые книги, сует под нос травки, напитки, человека накачивает дурманом, а потом плетет небылицы. Вероника попыталась приподняться с кресла, но ноги ее не держали. Все тело словно налилось свинцом. Хмель вышел, но тяжесть осталась. Она видела перед собой эту смуглую женщину, и волна ненависти окатила ее. Как она попала к ней, чего сидит и ждет? Надо уходить, позвать Игоря. – Я прочитала об этом в дневнике Рогова, который нашла в чемодане. В том самом, который пролежал у вас тридцать лет. – Но моя сестра не подпускала меня к нему, говорила, что там собрано всякое барахло, – с трудом сдерживая себя, проговорила Вероника. – Барахло, – покачала головой ворожея. – А там лежали книги, которые всю жизнь собирал твой родной отец. Родной! Это у Светы отец был прокурором. А твой был писателем. Так вот в чемодане оказались книги твоего отца. Философ-мистик. И несколько книг отца Светы. Книги палача и его жертвы. Вероника выпила залпом из рюмки. О чем говорит там ворожея, ее отец был писателем? Философ-мистик? Палач и жертва? Она сама не свихнулась? Не успела Вероника поставить рюмку, как ворожея налила ей еще. – Тебе никогда не показывали его фотографии? Вероника заморгала мокрыми ресницами и отрицательно замотала головой. – Нет, никогда. Я была уверена, что мой отец Жиров, – она чуть всхлипнула. – И в доме не хранилось ни одной фотографии незнакомого тебе мужчины? – удивилась ворожея. – Кругом висели портреты одного Жирова. Но неужели все это правда? – Правда, – ворожея вздохнула. – Я в чемодане отыскала его старый снимок. Он из следственного дела. За ним шпионили, фотографировали. Он очень похож на вас. Фамилия его была Рогов. – Рогов? – переспросила Вероника. – Да, Рогов, – подтвердила ворожея. – Покажите его мне! – не выдержала Вероника и подпрыгнула в кресле– Я хочу его видеть! – Ее всю трясло. Ворожея протянула ей небольшой желтый картонный снимок. На нем был изображен молодой человек лет тридцати, в кепке, улыбающийся. У него был высокий лоб, чуть припухлые губы и слегка оттопыренные уши. И курносый нос. Мальчишка-сорванец. Вероника судорожно всматривалась в фотографию, старалась отыскать похожие на нее черты. «Неужели это мой отец, – мелькнуло в ее голове. – А ведь похож… Вот только нос коротковат. А так очень похож. Значит, ворожея не врет. Но почему все эти годы Светка скрывала от нее тайну рождения? Чего опасалась? Неужели у матери появились двое девочек от разных мужчин? И об этом ей ничего не сказали? Значит, она не Жирова, а Рогова? – Это он, это мой? – дрожащим голосом произнесла она и вытерла тыльной стороной ладони слезы. – Эта фотография была в его папке. Ее хранил Жиров. Он был и прокурор, и стукач, и палач, написал на Рогова донос и приложил эту фотографию… Вероника повернула снимок обратной стороной. Синим чернильным карандашом на нем была сделана странная надпись: «Николай Рогов. Все человеческое заканчивается на кладбище». – А что это за надпись, – Вероника с недоумением уставилась на ворожею. – Твой отец последние годы вынужден был подрабатывать в модельной мастерской, приходил по выходным на Ваганьковское кладбище. Там читал свои рукописи местным алкашам, пил с ними. Они были его единственными слушателями… – Писатель, – дрожащим голосом произнесла Вероника. – В самом деле? Значит, моя фамилия Рогова? – Получается, что так. А Света, ваша сводная сестра. Единоутробная. Волны озноба прокатывались по телу Вероники. Единоутробная?! Она не ожидала такого откровения. Хотя давно догадывалась, что в доме есть какая-то тайна, что-то от нее скрывалось, ее считали ребенком, несмышленышем. – Ты можешь взять его рукописи, книгу. Они по праву твои, – ворожея протянула ей две папки и книгу. – Там все это написано подробно. Вероника боялась прикоснуться к книге. У нее взмокла спина. Она неожиданно разрыдалась. Впервые в жизни громко, со всхлипами и причитаниями. Она же ничего этого не знала! Теперь ей понятно, почему к ней так относится Света, почему она затеяла эту продажу квартиры. Вероника ведь ей не родная сестра, а сводная. Единоутробная! Чужая. Ей стало жалко и себя, и этого Рогова, который даровал ей жизнь и жизнь которого от нее так бессовестно скрыли. И она, дура, всю жизнь была принуждена любить совсем чужого ей человека, которого считала своим отцом. Она не сдерживала себя. Слезы текли у нее по щекам. – Плачь, плачь, – говорила ей на ухо ворожея и поглаживала по плечу, по шее. – Это облегчит душу, глаза станут ясными. Слезы смывают все горести, все обиды, и злость выходит с ними наружу. |