Книга Валашский дракон, страница 30 – Светлана Лыжина

Матьяш направился к резному деревянному креслу у окна, жестом указал гостю на кресло, стоявшее напротив первого, и продолжал:

– У меня при дворе есть один язвительный человек, племянник моего учителя – Янош по прозвищу Панноний. И ведь я сам назначил этого Паннония на должность в дворцовую канцелярию, потому что мой учитель меня попросил и обещал, что я не пожалею. А на деле что?

– А что?

– Я жалею. Этот Панноний пишет стихи, в которых меня высмеивает, и распространяет их среди моих придворных. Понимаешь, как мне досадно? Я его облагодетельствовал, дал должность при дворе, а он…

– Я понимаю, кузен, – сказал Влад, – но с этим ничего не поделаешь. Про меня тоже много чего говорят, и мне приходится терпеть.

– Этот Панноний своими насмешливыми стихами решил воспитать из меня идеального монарха, – Матьяш состроил кислую мину. – И он тоже знаком с нынешним римским папой. И тоже думает, как бы уговорить меня отправиться в Крестовый поход против турок. А я что, похож на безумца?

– Нет, кузен, – заверил Влад.

– Ты правильно сказал, что начинать поход в самом начале правления это безумие, – продолжал Матьяш. – Я не хочу совершать безумств. К тому же за последние двадцать лет лишь один Крестовый поход против турок закончился удачно – Долгий поход под началом моего отца. Однако то обстоятельство, что я сын своего отца, вовсе не обязательно принесёт мне победу. Я не настолько самонадеян, чтобы думать по-другому.

При упоминании о Яноше Гуньяди румынский князь помрачнел. Матьяш сразу заметил это, примирительно улыбнулся, и в тот момент Владу показалось, что король – взрослый человек, умудрённый опытом.

– Я знаю, о чём ты задумался, – произнёс пятнадцатилетний монарх, наклоняясь в кресле вперёд и глядя собеседнику в глаза. – Я знаю, что наши отцы враждовали. И наши старшие братья тоже наверняка враждовали бы, если б были живы. Но нам с тобой ни к чему продолжать эту вражду. Может, потому Бог и забрал наших старших родичей, чтобы вражда прекратилась и наступил мир? Как ты полагаешь, кузен?

– Я полагаю, что все счёты сведены, и больше незачем вспоминать старое, – ответил Влад, всё так же видя перед собой взрослого человека вместо мальчишки. Пожалуй, теперь у румынского князя появился повод, чтобы уважать юного венгерского короля, бывшего вдвое младше.

– Вот-вот, кузен! И я так думаю! – откликнулся Матьяш, а затем, не зная, что ещё сказать, повернулся к блюду со сливами, оставшемуся на столе, встал, тем самым заставив гостя тоже встать, добрался до своего любимого лакомства и уже с набитым ртом проговорил. – Угощайся, кузен.

Влад тоже подошёл к столу и взял одну ягоду. С минуту оба собеседника молчали, а затем юный король будто невзначай спросил:

– А как у тебя дела с турками, кузен? Насколько мне известно, у тебя с ними мир, и ты платишь им дань.

– Да, кузен.

– И ты намерен дальше сохранять с ними мир?

– Это зависит от моего сюзерена, – улыбнулся Влад. – Если ты, кузен, пойдёшь на них в поход, то я, как твой вассал, не смогу остаться в стороне.

– Это хорошо, что ты помнишь о своей клятве, – Матьяш тоже улыбнулся. – А я уж заподозрил, что ты хочешь служить двум господам. Если служишь мне, порви с турками и стань их врагом. Я не побуждаю тебя начинать войну против них немедленно, ведь ты правильно сказал, что не следует затевать подобное сразу после восшествия на трон. Я знаю, что ты правишь всего два года. Это мало, и потому я тебя не тороплю, но когда решишься, то знай, что тебе будет от меня помощь.

– У всякой войны есть цель, – заметил Влад. – Поэтому, если мой сюзерен повелевает мне воевать, я должен знать, какую цель он ставит передо мной.

Пока что всё выглядело так, будто венгерский король хочет войны лишь для того, чтобы отделаться от настойчивых просьб римского папы, и что Его Величеству неважно, будет ли война удачной или нет, – лишь бы она состоялась.

Матьяш, очевидно, тоже понимал, как звучат со стороны его слова, и поспешил развеять подозрения вассала:

– Я верю в успех небольшой войны, которая будет способствовать укреплению нашего южного рубежа, – ответил король. – А что касается Крестового похода, преследующего эфемерную цель изгнания турок из Европы… – молодой монарх помахал руками, будто разгоняя дым.

В тот день Влад искренне поверил королю, потому что слова Его Величества звучали здраво. Матьяш знал, что румынский князь имеет в распоряжении всего пять тысяч воинов, а в таких обстоятельствах повелевать румынскому вассалу, чтобы готовился к Крестовому походу, было бы смешно. Совсем другое дело – укрепление южного рубежа христианской Европы.

Влад, конечно же, полагал, что под словом «рубеж» имеется в виду Дунай, ведь установление оборонительной линии именно по реке означало бы, что король хотел защитить от турок Румынию, а также Молдавию и часть сербских земель. Такое положение рубежа казалось верным и с военной точки зрения – река сделалась бы на пути турецких завоевателей естественной преградой, которую удобно защищать.

Однако через четыре года выяснилось, что рубежи, которые Его Величество действительно не намерен был сдавать, пролегали гораздо севернее, а румынам, молдаванам и сербам следовало позаботиться о себе самим. Венгерский король, наверное, подумал, что румынских, молдавских и сербских собак не жалко бросить на растерзание турецкому льву, но для отвода глаз называл Влада кузеном и угощал сливами.

Слишком большое значение румынский государь тогда придал этим сливам, а теперь, сидя в заточении в башне венгерского Вышеграда, он думал: «Матьяшу понадобился мой портрет… Для чего вдруг? Для чего? Чтобы кидать в этот портрет сливовые косточки?»

* * *

– Я помню, что мой кузен Матьяш любил сливы очень сильно, – проговорил узник Соломоновой башни, обращаясь к молодому флорентийцу. – Скажи мне – эта страсть прошла или нет?

– Я не знаю, Ваша Светлость, – ответил Джулиано. – Я никогда не присутствовал при трапезе Его Величества, ведь даже если мне случается оказаться во дворце во время пира, то для таких людей, как я, накрывают стол в другом зале. А что делается в личных покоях Его Величества, я тем более не знаю. Я никогда там не бывал. Когда мой учитель получал от короля заказ, это было в дворцовом саду. Его Величество, любуясь расцветающими деревьями, немного прогулялся по дорожкам вместе с моим учителем, а я состоял при учителе переводчиком.

Выслушав эту речь, Дракула усмехнулся, как если бы сказал: «Вот видишь. Ты сам признал, что являешься мелкой сошкой. При таком скромном положении ты не можешь считаться королевским посланцем».

Джулиано всё меньше боялся своего собеседника и всё больше недолюбливал. «Зачем придираться ко мне из-за каждого пустяка? – думал флорентиец. – Разве я сам назвался посланцем? Меня так назвал господин кастелян. Разве я заслужил, чтобы меня из-за этого высмеивали?»

Меж тем Его Светлость смотрел уже не на юного гостя, а как будто сквозь него, обозревая свою комнату.