
Онлайн книга «Василий Темный»
![]() – Изгоним костромичей, ан уймутся! – А не прислушаться ли к голосу боярина Сидора, он мудро сказывал? – Не станем потакать Басенку и Стриге, созывай, великий князь Дмитрий, ополчение, пойдем на Кострому! * * * Зазвонил вечевой колокол. Ему ответно ударили в разных концах в била. Колотили всполошенно и со всех концов, с Западного и Восточного, от Святой Софии и через Волховский мост сходился люд на вечевую площадь. Шли возбужденные, переговаривались, переругивались. Спрашивали недовольно: – Почто сзывают? Им в ответ насмешливо: – Татарин коня вздыбил! – Сам татарин. Ливонец аль рыцарь меч обнажил! – Пустобрехи! Мели, Емеля, твоя неделя! – Эвон, ратник плетется, сечасец поспрошаем. Ванька-толстогуб, почто колокола трезвонят? – Ноне в город князь московский заявился. Слепец, другой князь ему очи выколол. Слепец у Новгорода помощи просить будет. – Чего захотел, сами разодрались, сами пущай и мирятся!.. Тревожным сделался Новгород Великий. Гул недовольства перекатывался на вечевой площади. Появились старосты концевые, прошел посадник Исаак Борецкий, боярин матерый, с ним высокий, седой архиепископ. Вот провели к помосту слепого великого князя, помогли подняться. Он шел осторожно, будто на ощупь. Затих люд. Поклонился посадник на храм Святой Параскевы, сказал глухо: – Люди новгородские, кланяется вам великий князь московский Василий. Князь Шемяка над ним глум устроил, ослепил и со стола согнал. Великий князь к нам за подмогой приехал. Тихо на площади. Князь Василий плечо сына сдавил. У помоста сгрудились бояре новгородские и торговая знать, люди именитые. Замолчал Борецкий, из толпы голос раздался и к помосту пробрался новгородец, здоровый, плечистый, в шубе дорогой нароспашь, шапка лихо сдвинута на затылок. Вступил на первую ступень помоста, очами зыркнул: – Люди новгородские, нам ли в распри московские влезать? Кому встревать охота? – Истина твоя, Парамон, – загудела площадь. А Парамон свое: – Аль нам своих дел недостает? Укажем князю московскому дорогу! Побледнел московский князь, под шапкой пот проступил. В глазницах темень, не видно ничего. Василий слышит: – Не станем в дела московские встревать! Тут посадник Борецкий крикнул: – Не станем! И к московскому князю повернулся, руки разбросал: – Слышал ли князь голос вече, а я против него не пойду. Прости, князь Василий, и не суди Великий Новгород. Он вольный город. Передохни неделю-другую и подавайся, куда пожелаешь. Пока у нас жить будешь, никому не выдадим… Поддерживаемый княжичем Иваном, Василий спустился с помоста. Тут его боярин Ряполовский подхватил. Многолюдная толпа гудела многоязыко, о чем-то спорила, кричала, когда боярин и княжич уводили Василия. – Не глас вече слышал я, а ор толпы разгульной, – князь тронул княжича. – Запоминай, сыне, а время настанет, накинь на этот город петлю, взнуздай люд новгородский и держи его в повиновении, ибо бед они еще немало принесут… Покидали Новгород, мороз отпустил. Выбрались за крепостные стены, звонили колокола многочисленных церквей и монастырей. Сцепил князь Василий зубы, молчал, а княжич Иван в оконце колымаги все глядел на стены каменные, башни, укрепления новгородские. Будто в даль времени вглядывался, старался понять, что предстоит ему покорять через какие-то два десятка лет34. Неожиданно князь Василий проговорил глухо: – Иного от новгородцев услышать не надеялся. Отправимся, княжич Иван, в Тверь, с чем нас тверичи встретят. Коли как недругов, в Литву подадимся, ино нас Шемяка где-то укараулит и казнит… От Вышнего Волочка колымаги потянулись по подтаявшей дороге. В оконце врывался сырой ветер, пахло ожившим лесом. Сжал великий князь Василий руку сына, сказал решительно: – Запоминай все это, княжич Иван, отныне ты мои очи всевидящие, уши всеслышащие, а разумом тя Господь наградил. Быть те великим князем московским, да не только после меня, а рядом со мной. Настанет час, созовем Думу, и я о том боярам всем объявлю. Из Москвы выступили таясь, без напутствия владыки и святителей. Не провожаемые людом вышли ратники за ворота Белого города, на дорогу, что вела на Ростов, повернули. Те московцы, какие видели, куда Шемяка воинство повел, удивлялись, ужли какой враг грозит? А Шемяка задумал, таясь, к Костроме подступить и разбить бояр, какие там собрались. Из города выходили по сухому, а на вторые сутки небо обложили тучи и полил дождь. Дорогу развезло, ратники месили грязь, а обозные кони тяжело тянули груженые телеги. Четвертый день пути. Растянулись полки, исчез воинственный дух. Привалы частые, но костры не разжечь, все отсырело. Шемяка ехал в колымаге один. Еще в Москве, собрав воевод, приняли план взятия Костромы. И в том случае, если засевшие в ней Федор Басенок и Иван Стрига-Оболенский не захотят сдаваться, город взять приступом, а бояр-изменников перебить. В успехе похода Шемяка не сомневался, вот только погода мешала, задерживала. Под стук дождя по крыше колымаги Шемяка думал, что когда он возьмет Кострому, то бояре и люд по другим городам притихнут. Он одного не поймет: отчего не все хотят признавать его великим князем московским и отказались присягать ему? На четвертые сутки миновали Ростов, и дожди прекратились. Московское воинство вышло к Волге, начало ладить переправу. Раскатали избу, стали вязать плот. Шемяка ходил по берегу, раздумывая, когда лучше высаживаться на той стороне, в ночь или поутру. И решив переправляться на следующий день, велел ставить шатер. В ту ночь Шемяка сон чудной увидел. Будто они с братом Васькой Косым в Галиче, на озере, у рыбаков. Шемяка их не видит, но разговор хорошо слышит. Один из мужиков говорит: – Княжата галичские хваткие, эвон, казан ухи опростали, за сома принялись. А другой мужик сказывает: – Намедни Васька Косой к моей бабе приставал, насилу отвязался. Я уж собрался его ослопиной попотчевать… Чем бы их разговор закончился, не разбуди Шемяку крики и голоса. В шатер ворвался боярин Старков: – Великий князь, костромичане на этом берегу! – Чего ждешь, веди на них свой полк! – Их много, по всему, они в лесу нас ждали. С ними Федька Басенок. Подхватился Шемяка, облачился, выскочил из шатра. И каково же было его удивление, когда он увидел не скопище оружного люда, а организованное воинство. Оно надвигалось своим челом на еще не изготовившиеся московские полки, охватывая их левыми и правыми крыльями. А из леса выводил дружину Стрига-Оболенский. |